Каждый капо знает, чем рискует, когда дает клятву.
— Я несу ответственность за каждого мужчину и каждую женщину, которые работают на меня, Массимо. Его смерть, как и смерть многих других людей до него, — моя вина. Не имеет значения, что я всегда обеспечиваю надлежащую заботу об их семьях. Чувство вины — это то, что я буду нести с собой всю оставшуюся жизнь, вместе с потерей, — она выглядит невыносимо печальной, когда смотрит мне в глаза. — Эцио был хорошим человеком. Верным солдатом. Я считала его другом. Я буду тяжело переживать его потерю, — она проводит рукой по груди.
— Твое сострадание отличает тебя от коллег-мужчин, — я прижимаюсь губами к ее лбу. — Твоя забота о подчиненных, и интерес, который ты проявляешь к их семьям, — вот что подтверждает их преданность тебе. Эцио погиб с честью, защищая свою королеву. Он умер, зная, что ты позаботишься о его жене и детях. Сомневаюсь, что он о чем-то сожалел.
— Все это чушь собачья, — шепчет она, крепче сжимая мою рубашку в кулаке. — И я устала от этого, Массимо, — она выглядит такой уязвимой, когда выпрямляется, и я вижу ту ее часть, которую она скрывает от большинства других. — Это уже достало, и пора что-то менять.
— Что бы ты мне ни сказала, это не изменит моих чувств к тебе, — я нежно целую ее. — Я люблю тебя, и никуда не собираюсь уходить.
— Ты говоришь это сейчас, но не знаешь, что будешь чувствовать после того, как я тебе расскажу. Ты можешь возненавидеть меня по-настоящему, Массимо, и это… — она захлебывается рыданиями, и слезы застилают ей глаза. — Это убьет меня. Я тебя люблю. Я не хочу тебя терять.
— Мы справимся с этим вместе. Я обещаю тебе, что никуда не уйду. Что бы ты мне ни сказала, я тебя не оставлю.
Она глубоко вдыхает и выдыхает, и я наблюдаю, как она борется со своими эмоциями. Я громко протестую, когда она соскальзывает с моих колен и садится рядом.
— Я не могу сказать это, не смотря в твои глаза, — она тянется за своим бокалом и делает глоток.
В воздухе витает напряжение, и я уже просто хочу, чтобы она рассказала.
Я знаю, это последнее испытание.
Последнее препятствие, которое мы должны преодолеть, прежде чем сможем сосредоточиться на построении настоящей совместной жизни.
Я так сильно этого хочу, поэтому знаю, что никакие ее слова не изменят моего решения.
— Мои чувства и планы изменились с тех пор, как я все это затеяла, — на ее лице появляется отчаянное, умоляющее выражение, когда она смотрит на меня.
Я киваю, взглядом поощряя ее продолжать.
— Хотя не думала, что когда-то решусь на это, — добавляет она. — Я была слишком одержима своим прошлым. Боль и гнев настолько поглотили меня, я не видела логики и здравого смысла. Месть — это все, о чем я думала долгие годы. Думала, лишь это мне нужно. Что как только я отомщу, все будет хорошо, и я смогу начать жить своей жизнью, — из ее глаз льется слезинка, и мое сердце болит.
Я никогда не видел, чтобы она плакала.
И это выводит меня из себя.
Я смахиваю слезу пальцами и беру ее за руку.
— Не всегда все идет так, как планируешь.
— Теперь знаю. Ник говорила мне об этом, но я не могла понять ее. Только когда встретила тебя, поняла, насколько глубоки мои чувства. Ты помог мне открыть глаза на правду, Массимо. Месть не сделает меня счастливее. Возможно, поможет прийти к завершению, но, думаю, я бы осталась с чувством бесцельности и одиночества. Ты показал, что меня ждет лучший путь и лучшая жизнь, и я хочу этого. Я хочу этого так сильно, что готова отказаться от остальных своих планов, — в ее глазах снова блестят слезы. — Я люблю тебя и надеюсь, что ты сможешь найти в себе силы простить меня и оставить все как есть, но если нет, я буду уважать и это решение.
— Я уже прощаю тебя, — слова срываются с моих губ без колебаний.
Она вытирает слезы, и знакомая стальная решимость сменяет скорбное выражение ее лица.
Моя королева.
Владелица моего сердца.
Моего будущего.
Единственная женщина, которую я люблю.
— Скажи мне, mia amata. Облегчи душу.
— Мой план мести состоял из нескольких компонентов. Убийство Пауло и Саверио было лишь его частью. Они не единственные, кто причинил мне боль. Их даже монстрами сложно назвать по сравнению с настоящим злодеем из этой пьесы.
Мое сердце болезненно колотится в груди, и волосы на затылке встают дыбом, когда все начинает становиться на свои места.
Она облизывает губы и сжимает мою руку.
— Это нелегко, любимый, поэтому я просто выскажу. Это будет шоком, но я умоляю тебя выслушать меня.
Я могу только кивнуть, когда зловещий ужас охватывает меня, почти выбивая весь воздух из легких.
Пожалуйста, Боже, нет.
Не дай ей сказать то, что я думаю. Боль обрушивается на меня со всех сторон, и мне требуется вся сила воли, чтобы скрыть свои эмоции и сохранить нейтральное выражение лица.
— Когда мне было тринадцать лет, твой брат Карло похитил меня. Он держал меня взаперти в подвале твоего дома семь месяцев, прежде чем меня спасли.
Осознание того, кто она такая, поражает наповал.
— Это была ты! Ты была той девушкой в клетке! — выпаливаю я, когда острая боль распространяется по моей груди, затрудняя дыхание.
Такой же ужас появляется на ее лице, когда она смотрит на меня.
— Ты знал? — выдыхает она.
— Я видел тебя однажды. Мне было сказано держаться подальше от подвала, и он всегда был заперт. Только у папы, Карло и Примо был ключ. Однажды я обнаружил, что дверь не заперта, и прокрался вниз, — кровь приливает к голове и шумит в ушах, когда видение всплывает в моем сознании.
Я на мгновение зажмуриваюсь, когда боль пронзает мои внутренности, сжимая и сковывая. Начинает казаться, что я не могу дышать.
Когда я открываю их, в моих глазах блестят слезы.
— Ты была в клетке. Ты была обнажена и истекала кровью, — мой голос срывается, и я едва сдерживаюсь. Не могу поверить, что эта девушка — моя жена. Ничто не могло подготовить меня к такому. — Я присел перед тобой на корточки. Спросил, как тебя зовут. Ты…
— Я сказала: «Ноэми Кабрини», — шепчет она, и слезы текут по ее лицу. — Я думала, мне это приснилось. Думала, что ты мне приснился. Карло накачивал меня наркотиками, когда я слишком много кричала. Ему нравилось, когда я дралась с ним,
