дрался? Вон ухо красное какое, видать, снова отхватил плюху.
— Зовут тебя на пир эти… Брутовы дети. Зовут вместе с нами. Каковы у них гуляния?
— Эти-то… — Феликс дернул щекой. — Меры не знают, цены монетам — тоже. Сам я у них не был, но не раз слышал: гуляют они так, что потом не помнят, где небо, а где земля.
Пистос говорил бойко, щедро перемешивая нордские и фагрские слова, но я уже привык и понимал его без труда. Да и ульверы тоже поднатаскались в здешней речи, особенно после появления клетусовских хирдманов. Не всё же Хальфсена дергать!
— А что? Годится! — ухмыльнулся я.
Пусть это будет наш последний пир в Гульборге! Повеселимся во славу Скирира, раз уж нынче его время. Как-никак мой покровитель и даритель.
А раз Брутссоны хотят увидеть побольше северян, так я решил взять почти всех ульверов, оставил лишь Отчаянного да Видарссона, пусть приглядят за нашими фаграми. Одного клетусовского парня я решил прихватить с собой — ловкача, чтобы вознаградить за усердие в изучении нашей речи. Понятное дело, в личине да в наших одежках со строгим наказом не показывать себя и не выказывать знание фагрских слов. Сам бы я так не рискнул, но Простодушный посоветовал, мол, пора проверить новых хирдманов на верность и честность.
Нам на руку было еще то, что Брутссоны устраивали гуляние не в самом Гульборге, а в поместье, что в дне пути от него; даже если и случится чего, удрать наш фагр сумеет. Милий сказал, что у них был дом в городе, но его быстро продали. Уж больно невзлюбил простой люд Брутусов род, всякие пакости устраивал: то голову собаки к двери прибьют, то нечистотами порог обольют, а то и горящее полено забросят. Вот и уехал Брутус куда подальше, а уж там всех весельчаков сумел пристрожить. Запорол, поди, насмерть. У законников хоть руки длинные, но в каждый дом и им не залезть.
С трудом мы дождались указанного срока, Трудюр так и вовсе едва пол не проломил, стуча копытом от нетерпения. Ну или не копытом. Оружие мы с собой взяли, потому как добираться до места целый день, мало ли кто повстречается по пути. А вот броню оставили дома: всё же не воевать идем, а пировать.
То ли из-за желания хорошенько надраться, то ли еще почему, только добрались мы до нужного поместья гораздо быстрее. Даже спрашивать дорогу не пришлось: на первой же развилке стоял раб в нарядных одеждах и с цветочным венком на голове. Он уточнил, к Брутссонам ли мы едем, одарил нас цветком мака и указал нужный путь. И так было на всякой развилке, к которой мы подходили.
Само поместье привольно раскинулось на вершине холма. Внутри его высоких стен легко бы поместился Сторбаш, при том не один. Ворота были широко распахнуты, и со двора уже слышалась музыка, веселые голоса, женский смех, доносились сладкие запахи.
Наше появление заметили издалека, и едва мы подошли ко входу, как нам навстречу выбежали простоволосые девицы. Их наготу едва прикрывали небольшие лоскуты овечьих шкур, грубо стянутые толстыми нитями. Девицы поднесли нам большие чаши с вином. Я понюхал: вроде обычное вино, без макового сока или другого дурмана, так что взял первую попавшуюся чашу и разом опустошил. У Трудюра хватило выдержки сперва оглянуться на меня, дождаться кивка и лишь потом подхватить двух девок, дабы уволочь в кусты.
А кустов там хватало. Сразу за воротами лежала площадь в обрамлении пышно цветущего сада. Все рабы, что девки, что парни, были почему-то одеты в шкуры, кое у кого из всклокоченных волос торчали не то рога, не то ветви. Некоторые прыгали, бегали и потрясали деревянными топорами и щитами без умбона. Странно, что выкрашены были те щиты на наш манер.
Послышался грозный рык, и из-за деревьев на нас выскочил настоящий живой медведь. Я не испугался, но топор всё же выхватил, и лишь потом заметил на звере ошейник с цепью.
— Феликс, у вас всегда так ту богиню славили? — негромко спросил я.
— Отец — никогда. Но это же Брутус. У него всегда всё не как у людей.
— А как обычно ее славят?
— Свиней режут. Дикие кабаны портят урожаи, а богиня та, она же за урожай отвечала. Потому в ее день надо свинину есть. Еще знаю, что мак — ее цветок.
В глубине сада чего только не творилось. То собака, выкрашенная под волка, выскочит, то люди в шкурах и чудных шлемах с рогами завопят из кустов. На небольшом пруду плавала лодчонка с квадратным парусом и с черепом коровы на носу.
— Это ведь драккар, — ахнул Вепрь. — Вон и щиты на бортах висят.
Я сдуру рассмеялся. Какой же это драккар? Наши корабли длинные, острые, вытесанные из крепких дубовых или ясеневых досок, а эта лодка широкая и неповоротливая, и мачта у нее такая, словно оглоблю торчком воткнули. А потом пригляделся внимательнее: полуголые рабы разрисованы узорами, похожими на руны, топоры эти деревянные, рога…
— Добро пожаловать, гости дорогие!
К нам вышел молодой господин, хвала богам, в одежде, но и на его плечах лежала волчья шкура, на руках блестели широкие браслеты, на поясе висел настоящий бродекс, да и на шее болтался маленький топорик, будто господин Фомрира чествует.
— Феликс, дружище, что-то не похожи твои северяне на варваров. Я думал, они будут… — и сказал какое-то слово, которое я не понял. Но явно не хвалебное.
Это вот так нас видят фагры? Дикарями в шкурах?
— Я решил устроить пир на северный лад! — продолжал говорить господин. — Но как же обойтись без истинных нордов? Надеюсь, они порадуются! Истосковались же по родным землям. Кстати, я Формир! Бог войны! Похож?
— Фомрир, — прорычал я.
— Ого, он узнал! Значит, я и впрямь похож! Ну же, познакомь нас.
Феликс, не глядя мне в глаза, махнул рукой и сказал по-нордски:
— Это Лукий, младший сын Брутуса.
— Каков слог! Каков язык! Каркают точно вороны! Под стать их натуре! — веселился Лукий. — Ну же, идемте! Мы приготовили столько развлечений!
Хорошо, что на нас были личины. Вряд ли кто-то из ульверов порадовался такому гулянию. А впрочем, в Бездну! Он хочет видеть дикарей, так пусть получит.
Я громко рассмеялся и хлопнул Лукия по плечу так, что того перекосило. Всего лишь четвертая руна! Даже до хускарла не
