себя эхо слова «сестра». Я в изумлении взглянул на Амаль, а та виновато улыбнулась и промямлила:
– Я хотела, чтобы Дания сама сказала тебе. Это же ваша семья. Вы и без того прошли большой путь, чтобы встретиться.
– Сестра… – пробормотал я, вспоминая головешки, оставшиеся от отчего дома. – Она жива?
– Живее всех живых, – заверила меня Амаль, и в этот миг дверь гостиной несмело приоткрылась.
Я с замиранием сердца перевел взгляд налево и оцепенел. В дверном проеме замерла Игла. Ее обычно смуглое лицо побледнело, она отчаянно цеплялась пальцами за ручку двери и, казалось, боролась с собой, чтобы не сбежать.
– Ты? – выдавил я и вдруг, будто это было вчера, вспомнил, как мы делились друг с другом жизненной силой в подвале библиотеки, где поймали Иссура. Мне тогда подумалось, что так могут все лихоморы. Сама магия давала нам подсказки, а я ничего не понял. Но знала ли Игла?
Она несмело приблизилась и опустилась на колени у дивана. На обычно грозном лице проступила растерянность и даже страх. Игла не отрывала от меня блестящего взгляда, будто пыталась сохранить в памяти каждую черту.
Игла бросилась ко мне, когда на Амаль напали псы Айдана. Казалось бы, верная служанка должна была спасать госпожу, но потратила все силы, чтобы исцелить меня. Она знала…
– Давно ты это поняла? – выдавил я.
– Когда мы встретились в Адраме, я уже знала, – призналась Игла. Она не решалась даже двинуться, ожидая моей реакции.
Рядом вертелся Реф, старательно помалкивая.
– Почему не сказала?
– Струсила. Думала, что не нужна тебе. Ради меня родители выгнали тебя из дома, а через много лет я по приказу Мансура опоила тебя сонными каплями. Я – та, на кого охотятся навиры, и занимала не ту сторону, чтобы мы могли дружить.
– Дания еще и не поверила мне, когда я пришел к ней в Меир-Каиле, – проворчал Реф. – Обозвала тварью, как распоследнего призрака.
– Я думала, что это странный сон, но потом встретила тебя в Адраме и стала присматриваться. Ты похож на мать, но рост и телосложение взял от отца. А еще все, что я помнила о брате, так это то, что его звали Амир. Оказалось не так-то сложно сложить твое имя и сходство с родителями.
Я вглядывался в лицо Игл… Дании и все ярче видел черты матери и отца. Она будто бы преобразилась на глазах, показавшись вдруг роднее и ближе. Я и сам не мог объяснить, что почувствовал. Наверное, всему виной пережитые мученья, но внутри екнуло лишь крайнее изумление. Я давно возненавидел семью, но ненавидеть Данию больше не мог, зная, что она возродила Рефа к жизни и помогала мне самому. Наверное, мы сможем сблизиться, но позже. Немного позже. Кажется, она и сама это понимала.
– Я видел сгоревший родительский дом. Рад, что ты жива, – выдавил я.
– Отец спьяну убил мать, а потом погиб в пожаре, который устроила я, – помолчав, призналась Дания, но ее слова не вызвали у меня сожаления. – Отец выпивал так часто, что почти лишился разума. Мать совсем зачахла, но не смела ему перечить. В тринадцать лет во мне внезапно открылся дар, и отец совсем озверел. Он бил меня и выгонял из дому, но после смягчался и звал обратно. Я чувствовала себя уродцем, ненавидела свою магию и всех вокруг. Однажды он напился особенно сильно, метнул стакан мне в голову и в который раз развопился, что хрен меня теперь возьмут замуж, что я, как и ты, – проклятие их семьи. Вот тогда мама и встала на мою защиту, а отец… всадил нож ей в живот, а потом еще и еще. Он истыкал ее, как решето, а я озверела от страха и ярости. Начался пожар, и я просто сбежала, оставив его сгорать.
– Всегда знал, что его ждет незавидный конец, – буркнул я, не ощущая жалости ни к отцу, ни к матери. Они перестали быть моими родителями еще пятнадцать лет назад.
– Я осталась одна и несколько дней скиталась по улицам. Там меня заприметил один из попрошаек и привел к Мансуру. Так я стала его ученицей. От лихомора откажется разве что дурак, а Мансур далеко не дурак.
– Кажется, у меня сейчас лопнет голов… – начал я, но осекся, услышав странно знакомый голос.
– Вот они, пропажи. А мы вас обыскались. Солнце садится. У вас дела вообще-то, если еще помните.
В дверях возник… Иссур, а за ним маячила незнакомая черноволосая девушка, чью красоту, наверное, смогли бы описать лишь поэты. Разве люди могут быть настолько красивы? И какого беса Иссур на свободе?
– Какого беса ты на свободе? – выпалил я.
– И тебе привет, убийца воеводы. Это я должен спрашивать, какого беса ты на свободе, – фыркнул Иссур. – Заметь, я всего-то хотел свергнуть братца, а вот ты воеводу убил, считай, своими руками. Проткнул копьем из теней. Неслыханная жестокость!
– Хватит глумиться. Оба хороши, и в итоге оба оказались в этой комнате, – осадила его незнакомка, тон которой, несмотря на мягкость, не терпел возражений. – Прибежище бандитов и заговорщиков. Амаль, Дания, нам пора. Ведите меня ко второму страждущему мужчине.
Амаль напоследок стиснула мою руку, коротко шепнув, что мы обо всем поговорим позже. Дания печально улыбнулась и устремилась вслед за Амаль и незнакомкой. А я смог выдавить лишь одну-единственную фразу, ответить на которую мог – кто бы мог подумать! – только Иссур:
– Что здесь происходит, демоны тебя сожри?
– Разве ты не в курсе? Твоя ненаглядная хочет убить цесаревича, и я, как бы это тошнотворно ни звучало, полностью ее в этом поддерживаю.
Глава 18
Императорская клятва
Амаль
Дорога до места встречи с Даном прошла в молчании. Солнце скрылось за горизонтом, но Игла не рассеяла мираж. Мы двигались почти на ощупь, слыша лишь скрип снега под ногами и далекие человеческие голоса. Ювха переводила заинтересованный взгляд с меня на Данию и чему-то мягко улыбалась.
Вскоре впереди показалась высокая ограда корпуса навиров. На ее углу мы и остановились. Каменная стена, как и многие такие же стены в Белоярове, была выложена светлым кирпичом и припорошена снегом, отчего и вправду казалась белоснежной. Город белой ярости. Не зря народ так обозвал столицу империи.
– Что-то ваш навир запаздывает. Не сбежал ли? – ухмыльнулась Ювха. – Впрочем, без мерзавца Иссура он бы не сбежал. Сам понимает, что раз вызволил его, то и ответственность за него несет один. Ох уж эти ваши человеческие взаимоотношения.
– Кто бы говорил о
