Полковник сразу предупредил, что ждёт откровенности от Стаса, а потому намерен сам быть предельно откровенным. И начал рассказывать о «разработке», в которую он, Стас, попал ещё весной!
– Вы же понимаете, Станислав Фёдорович, мы не можем допускать никаких случайностей, которые осложнили бы жизнь семьи Верховного. Все прочие граждане – пожалуйста: сами выпутывайтесь, если угодили на крючок жулика, пустили в дом воришку или доверились ловеласу. Но к семье Верховного мы не подпустим жулика, воришку или ловеласа! Поэтому весь круг детей, с которыми общалась Марина Антоновна с самого своего рождения, формировался нами. Это старая, отработанная ещё при подборе пажей в дома немецких курфюрстов, средневековая система.
– И вы по каким-то причинам заинтересовались мной, – улыбнувшись, покивал ему Стас.
– Пажей подбирали в знатных семьях, по инициативе самих родителей или по рекомендации придворных.
– И кто в моём случае?..
– Разумеется, ваш отчим.
– Анджей Януарьевич?! Ну конечно.
– Мы провели стандартную процедуру. Негласно познакомились с вами… Весь ваш курс заполнял анкеты с вопросами, а потом были собеседования…
– Ничего не помню…
– …А делалось это лишь ради вас. Мы изучили вас вдоль и поперёк. Я сам встречался с вами; у вас была психика ребёнка.
Стас, припоминая далёкое детство, ухмыльнулся:
– Если бы вы тогда познакомили меня и Марину, то она никак, ни за что не заинтересовалась бы мною. Она для своего возраста очень развитая девочка. Умная, самостоятельная. Даже слишком.
– Девочки развиваются быстрее мальчиков, а при том воспитании и образовании, которые получала она, тем более. Да… И я вас, простите, забраковал.
– И правильно сделали, Виталий Иванович. – Стас со вкусом выпил пива; Лихачёв внимательно смотрел на него.
– Да, так вот. Я вас видел: обычный мальчишка. Инфантильный, предпочитающий книги реальной жизни, со своею первой влюблённостью, правда, по мнению учителей, на редкость талантливый как художник. Это было в первых числах июня. Сейчас август. Я сижу с вами в шведской пивной и беседую на равных. Что произошло?
– Ну, это как раз легко понять. Вы меня забраковали, а отчим на свой страх и риск повёз в Кремль и познакомил с Антоном Ивановичем. Я ему глянулся, он передал меня на ознакомление Марине, и она не сочла, что я такой уж инфантильный ребёнок. Попробуйте пиво, Виталий Иванович, очень неплохое.
– Да-да. Пиво. По совершенно достоверным данным до июля этого года вы никогда не пили пива, даже его не пробовали. Однако в июле вы неожиданно показали себя исключительным знатоком этого напитка, и рассуждали о способах самостоятельного его приготовления.
«Ай да Жилинский, ай да сукин сын! – с восхищением подумал Стас. – Тэк-с… Но он же мог и о всяком прочем донести?»
– Что ещё сообщил вам наш профессор?
– А, вижу, вы догадались. Сообщил о неожиданно проявившемся умении… ммм… Скажем, грамотно выстраивать отношения с особами противоположного пола. И это я мог наблюдать лично, прямо здесь.
Требовалось быстро решить: продолжать тащиться вслед за полковником, ведущим разговор в нужном ему направлении и прийти неизвестно к каким признаниям или сбить его с темы. Стас выбрал второе. Выпрямился и напыщенно произнёс:
– Вы что имеете в виду, милостивый государь? И вообще, к чему вы клоните? Я, что ли, представляю собой угрозу семье Верховного?
– Я же просил об откровенности, – попенял ему Лихачёв. – А вы вместо этого демонстрируете ещё одно умение: когда вам надо, уводить разговор в сторону.
– Серьёзно? Никогда не обращал внимания. – Стас сбросил маску оскорблённого джентльмена, расхохотался и дружески похлопал полковника по рукаву. – Извините за мистификацию.
– Мими… – задумчиво произнёс полковник. – В Кремле столько красавцев вокруг неё зубами щёлкало, и всем им, говоря образно, перепало по мордасам-с. А вы? Вот что меня поразило-то больше всего… Вы спрашиваете, есть ли от вас угроза семье. Семье – нет, а вот душевному здоровью Марины Антоновны – определённо есть. Женщины некоторых вещей не прощают, знаете ли.
– Знаю. Но я ей ни в чём не клялся, а потому не виновен и не нуждаюсь в прощении.
– О да! Впрочем, сейчас меня интересует иное: наивный мальчик за месяц жизни в деревне превращается в умудрённого опытом мужчину. Это какой-то уникум, так не бывает. Я и хочу понять, что произошло.
Стас опять задумался. Сказать правду нельзя, но и оскорблять хорошего человека ложью незачем. Вспомнился Монтень: «Если я предназначен служить орудием обмана, пусть это будет по крайней мере без моего ведома…» Да, пусть обманывается сам, решил он, и спросил:
– А сами вы что думаете?
– Я всё перебрал. Может, травы какие-нибудь, стимулирующие? Нет там таких трав. Сильное душевное потрясение? Опять же не было такого. Религиозный экстаз? Вы никогда не отличались религиозностью… Потом, эта странная фраза, которую вы сказали капитану Цындяйкину: что вам сорок лет. А? Как понимать?.. Может, гипноз? Это я подробно изучил. Впечатление, что вам передан со стороны опыт взрослого мужчины. Но как это может быть осуществлено практически? Загадка.
– Я там увлёкся реставрацией фресок в храме, – подсказал Стас.
– И что?
– А фрески те создал в незапамятные времена мастер прозвищем Спас, Божий любимец. Он в этом храме и погиб, а было ему аккурат под сорок лет. Об этом целая легенда есть! Обветшали фрески, и тут приехал я, мальчишка, со своим худым талантишком… и… и… ну?
– И на вас снизошло Божье откровение? – с сомнением спросил полковник. – Знаете, Станислав Фёдорович, я человек сугубо реалистический, в такие мифы слабо верю.
– Да я и сам не верю, Виталий Иванович. Но вот вам совершенно реалистический факт: игумен тамошний, Паисий Порфирьевич, верит.
– Во что верит?! В то, что в вас вселился дух того Спаса? Хе-хе! Уж я лучше поверю в гипноз!
– Тоже миф, но давайте на этом и постановим. Однако ищите таинственного гипнотизёра без моего участия.
– Эх, Станислав Фёдорович, не хотите вы быть со мною откровенным…
Полковник стал пить пиво, искоса следя за ним глазами, а Стас чистил свою салаку и, даже не глядя на Лихачёва, думал с грустью: «Сейчас он будет мне мстить».
– У меня для вас неприятная новость, – сочувственно сказал полковник. – Ваша знакомая, Матрёна Ивановна Кормчая, арестована в Вологде.
– Кормчая?!
– Да… Вы что, не знали её фамилии?
«Вот почему её не было в Плоскове, – подумал Стас. – Надо же, она праправнучка Кормчего… Наверняка ведь из-за меня пострадала…»
– За что арестована?
– Формально за нарушение паспортного режима. На самом деле в ответ на арест капитана Цындяйкина.
