Мы стояли на заливочной площадке. Вокруг разворачивались поливальные машины, стоял стойкий чад и запах выхлопных газов. Поющий таксист уже сигналил, я придирчиво осмотрела Артура напоследок, стала на цыпочки и крикнула:
— Что? — наклонился он.
ПОЖАР
Почти сорок минут я шла по трубе обратно. Выбравшись на свет, обнаружила, что жизнь уже кипит, везде снуют озабоченные жители свалки, и, если нахохлиться и смотреть все время под ноги, можно спокойно пройти куда угодно, а чемодан Мадле-ны с пистолетом в нем я запрятала в одном из поворотов трубы, так что осталось засунуть руки в рукава поглубже и — вперед!
Обнаружив “Москвич” целым и невредимым, я села на переднее сиденье, потрогала груди. Болят. Что там делает девочка? Поверила, что я скоро вернусь?
На въезде в город несколько милицейских машин. Проверка документов. Досмотр транспорта. У меня даже сердце не дрогнуло. Чего беспокоиться? Больше я бильярдисту ничем помочь не могу. Что? Открыть багажник.
На долю секунды я замешкалась, вдруг показалось, что сейчас открою крышку, а там, скорчившийся, облитый шоколадным коктейлем, спит Артур Карлович Бехтев и не знает, что от моего замешательства два милиционера уже выдернули оружие и стали на изготовку.
— А что случилось? — зевая, поинтересовалась я, демонстрируя пустой багажник.
— Дезертира ищем. Сбежал из воинской части неподалеку.
Подъезжая к дому, я увидела на газоне у ворот нечто совершенно странное. Там стоял круглый антикварный столик из коридора второго этажа, а на нем — костяная фигурка божка из супружеской спальни. У стола лежала на траве большая дорожная сумка, под завязку набитая какими-то вещами, подзорная труба, несколько книг — стопкой и раскрытый зонт, закрывающий книги.
Я не стала заезжать в ворота, вышла из машины и осмотрела все из-за ограды.
Мне очень не понравились эти вещи на траве, и я пошла через дорогу к грязно-желтому фургону, чтобы спросить у следователя Поспелова, что все это значит. Пробираясь через кусты, я сначала увидела, что дверь сарая открыта нараспашку, а потом — что фургона нет.
От его колес остался след на прошлогодней траве. В сарае — пусто. Ни обогревателя, ни телогрейки на скамье. Я вернулась к дому.
Калитка закрыта.
Ворота — тоже.
Из гаража вышел Коля с еще одной большой сумкой, он сосредоточен и грустен.
Подошел к столику на траве, поставил сумку и не смотрит на меня.
— Открой!
— Мы уезжаем.
— Кто это — мы?
— Я и дети.
— Открой, я покормлю маленького.
— Не надо. Я его уже покормил.
— Открой, я слышу, как он плачет. Потоптавшись, он открывает замок. Идет за мной к дому.
— Я решил, что нам больше не стоит видеться.
— Плевать мне на твои решения. Можешь уезжать, куда хочешь, а с детьми я разберусь.
— Я родственник, я сам разберусь!
— Ну-ка, родственник, отойди от двери!
А поскольку Коля не решается оказать прямое сопротивление, но и в дом почему-то пускать меня не хочет, я просто отталкиваю его.
— Моника, подожди, у меня для тебя повестка. Следователь Поспелов оставил.
Мы топчемся теперь в коридоре на первом этаже. Мне понравилось, как он сказал “Моника”.
— Очень интересно, но я пока занята. Отойди, мне нужно помыться.
— Опять со свалки, да? Знаешь, что мне в тебе нравится?
— Неужели молоко? — спрашиваю я из ванной, сбрасывая одежду.
— Нет. Ты пахнешь неприятностями.
— А ты бензином!
На втором этаже полный разгром. Вещи раскиданы, столы выпотрошены прямо на пол, по всему коридору валяются книги.
— Обыск? — я киваю на пол.
— Нет, — мнется Коля.
— Неужели мамочка приезжала делать уборку?!
— Нет, это я.
— Что искал? — Я укладываюсь на кровать к маленькому и оглядываюсь в поисках Сюшки.
— Искал? Ничего не искал, пытался понять…
— Все понял или хочешь еще мебель переломать?
— Все, — кивает Коля. — Больше ничего не хочу.
В коридоре топочут маленькие ножки. Сюшка с разбегу запрыгивает к нам на кровать и обхватывает мои колени.
— Я собрала игрушки! — шепчет она.
— Что, Коля и твои игрушки раскидал? Ну ты варвар!