Али на кулачках меж собой дерутся. А вот ещё можно танцы устроить — кто кого перепляшет. А упыри пущай подливают — вот умора-то будет!
— Ха! — Кощей в предвкушении потёр ладони. — Весёлое будет зрелище! За такое немного переплатить не жалко.
Он подозвал старшего злыдня и принялся начитывать тому распоряжения.
Тем временем и Лисовы гусельки были доставлены. Тут-то настоящее веселье и началось! Его стараниями гости быстро начали терять человеческий облик. Минула всего пара часов, а одни уже хрюкали под столом, другие — спали лицом в тарелку, третьи горланили частушки, от которых краснели даже упыри, четвёртые с мрачным усердием расквашивали друг другу носы, пятые всё пытались пойти в плясовую, но шатались и падали, вызывая безудержный смех соседей.
— Эти готовы, — шепнула Лису мать. — Но я как-то не подумала, что упыри и злыдни не пьют. Что делать будем?
И Лис, выпятив от гордости грудь, ответил:
— Предоставь это мне.
Он давно готовил свою новую сонную песню, и, признаться, она удалась на славу. Жаль было, что никто не сможет дослушать её до конца…
Улыбнувшись хмурому и, конечно же, трезвому, как стёклышко, дядьке Ешэ, Лис ударил по струнам:
«Тише кошки, проворней мыши — кто приходит, а ты не слышишь? Мельче чем остриё иголки, мягче пуха, нежнее шёлка. Кто крадётся во тьме весенней? От кого не найти спасенья? В дом, как дым, проникает он — неминуемый крепкий сон».
Ещё не отзвучал первый куплет колыбельной — все уже заснули. Даже Кощей, про которого говорили, что тот и вовсе не спит, завалив голову набок, всхрапывал, как норовистый конь. Дядька Ешэ смежил веки стоя, привалившись плечом к щедро смазанному жиром столбу. В его руке поблёскивал нож с насаженным на лезвие солёным огурчиком. Озираясь по сторонам, Лис налил воды в дорожную флягу, запихал в котомку хлеб, жареное мясо и пару кусков черничного пирога — а то так и не попробовал ведь.
«Дремлют звёзды в небесной выси, птицы спят, и трава, и листья, даже розовые соцветья убаюкал проказник-ветер», — он закинул гусельки за спину и, подхватив Василису под мышки, потащил её к выходу, осторожно перешагивая через спящих вповалку гостей и посвистывающих ноздрями упырей. Уже в дверях остановился и допел: «Капли больше не точат камень, охладело свечное пламя, и застыл мерный ход часов: доброй ночи, спокойных снов».
Тут уже и сам Лис начал зевать. В глаза будто песка насыпали. Колдовство вышло даже посильнее, чем он думал. Лишь в саду после пары глотков прохладного ночного воздуха ему удалось побороть сонливость.
Крадучись он добрался до стены и взбежал вверх по каменным ступеням.
— Василиса? — раздался из темноты робкий голос Анисьи.
— Да, это мы. Тише.
Лис поставил мать на ноги и несколько раз встряхнул. Не помогло. Пришлось побрызгать на лицо водой из фляги, только тогда её веки дрогнули, синие глаза открылись.
— Я что, заснула? — ужаснулась она.
— Всё хорошо, — Лис крепко сжал её руку. — Ждать осталось совсем немного. Весьмир с богатырём должны быть здесь с минуты на минуту.
— А Кощей? И остальные?…
— Спят.
Он отвечал односложно, потому что во рту всё пересохло и язык едва ворочался.
— Что-то они запаздывают, — Анисья теребила в пальцах край плаща так, что вскоре измочалила его до рваной бахромы.
Самая тихая в истории Нави ночь тянулась медленно. Казалось, прошли не минуты, а года. Может, даже столетия. Лис чувствовал, как деревенеют руки и ноги, даже воздух казался тягучим и липким, как мёд.
— А вдруг они тоже заснули? — ахнула Василиса.
— Мои чары ни за что не проникли бы в подземелья, — отмахнулся Лис. — Сквозь камень особо не поколдуешь. Даже Кощей — и тот не смог бы.
— Тогда где же они?
Тревога нарастала, и глупое сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Про себя Лис костерил дивьих людей последними словами, а вслух мог лишь повторять:
— Они обязательно придут, вот увидишь. Надо лишь немного подождать…
На востоке начинало светлеть, в ветвях пробудился недовольный ветер, и ночной певец соловей засвистал-защёлкал, заливаясь трелями так, словно хотел наверстать упущенное время.
Вот уже и совсем рассвело. А Весьмир и его чёртов богатырь так и не пришли. Да чтоб им пусто было!
Глава двадцать четвёртая. Та, кто полюбит Кощея
Когда Лис уже было совсем отчаялся, в кустах вдруг раздался шорох. Он резко повернулся на этот звук и прошипел:
— Ну и где вас черти носили! — слова сорвались с губ прежде, чем он понял, что пришли вовсе не Весьмир с Ваней.
Незваная гостья была одна. Лис сразу узнал её по гибкому силуэту и лёгкой походке. А узнав, заслонил Василису собой.
— Маржана? А ты-то что здесь делаешь?
— Слежу за вами, разумеется, — фыркнула мара, поправляя кожаную перевязь с двумя саблями. — Это вообще-то моя работа, или ты забыл?
Лис, нахмурившись, сложил пальцы в щепоть, готовясь отразить любую атаку, но Маржана не стала хвататься за оружие, даже руки вверх подняла.
— Не горячись ты, сперва выслушай. Вообще-то, я пришла сделать тебе одолжение.
— Вообще-то, ты должна была заснуть, как и все остальные. — Заклятие Лиса неприятно покалывало подушечки пальцев — того и гляди сорвётся. — Вон, видишь, даже змейки-кощейки спят. И только одна змеюка…
— Твоя колыбельная не задела меня, потому что я была в подземелье, — пояснила мара. — Твоих друзей в остроге оно ведь не должно было затронуть, так?
— Значит, это из-за тебя они не пришли? — Лис угрожающе шагнул ей навстречу, и Маржана мотнула головой.
— Нет-нет. Ты меня не так понял. Я была там совсем по другому
