кто влево, кто право.
— Влево поворот здесь теперь, — пробормотал Прохор Петрович, — влево…
— Может, обошлось? — спросил лейтенант, оглядываясь.
— Вижу плавающий предмет! — крикнул сигнальщик.
Один из катеров осторожно подошёл к тёмному пятну.
— Шевелится! — удивился сигнальщик. — Тащат… Вытащили. Да это же медведь! — ахнул он. — У нас с кормы слетел. Во крутанули!
Вошли в Надежду, подошли к пирсу. Машку сейчас же привели к лоцману. Прохор Петрович стоял, перебирая пальцами Машкину шерсть.
«Вот и не успел! — думал он. — Вот и посадил на меляку!»
Катера завели в судоподъёмник. Талями подняли корму головному. Бронзовые винты горели, как полированные.
— По песочку прошли! — сказал лейтенант. — Как наждаком их вычистило! Счастье, что не поломали, а то бы — суд!
Болезнь
Назад из Надежды Прохор Петрович с Машкой добирались плохо. Шли на палубе траулера. Лоцман простыл. Он стоял, привалясь к борту. Перед глазами всё время горели золотом блестящие, надраенные песком винты. Болела грудь.
«Неладно получилось! — шептал сам себе лоцман. — Неладно!»
Вернулись в город, он первым делом пошёл на почту.
— Вам опять тоненькое! — сказала девушка. — Вы знаете, я заметила: как из адресного стола отказ — тоненький листок приходит: «Таких-то в списках не значится» или «Местопребывание неизвестно». А если бы нашли ваших, телеграмма или пакет были… Вы всё равно пишите. Сейчас многие пишут и находят.
Прохор Петрович написал новую открытку, наклеил на неё марку — зелёный танкист в шлеме, весёлый и молодой, — и пошёл к двери.
— Вид-то у вас какой нехороший. Устали сильно. Только с лимана?
Лоцман кивнул и вышел на крыльцо.
У крыльца сидела Машка. Вокруг неё толпились ребята.
Прохор Петрович хотел было что-то сказать, протянул к Машке руку и вдруг увидел, что улица вместе с домами опрокидывается. Серое небо наклонилось, и по нему поплыли синие круги…
На шум падения из почты выбежала девушка.
— Что же вы стоите? — закричала она на мальчишек. — Помогите. Подержите голову… Ты, самый большой, беги в порт, позови матросов. Я сейчас!
Она убежала звонить в «Скорую помощь».
С воем подлетела белая, с красными крестами на дверцах машина.
Дверцы открылись и захлопнулись. Снова завыла сирена.
Прохора Петровича увезли.
Девушка повела Машку. Скрипела лестница. Машка неуклюже слезала со ступеньки на ступеньку и всё время оглядывалась. Навстречу из порта уже бежали.
Без хозяина
Прохор Петрович не возвращался.
Машка беспокойно металась по палубе, то и дело подходила к трапу, обнюхивала его. Доски пахли чужими.
Заметив открытый люк, Машка залезла внутрь катера. В тесном маленьком коридорчике была всего одна дверь. За дверью — тесная каютка, в ней койка, застеленная рыжим одеялом.
Машка понюхала одеяло и радостно завизжала. Она тёрлась о него длинной узкой мордой, царапала когтями, лизала.
— Смотри, чего натворила! — закричал матрос, заглянув в каюту. — Одеяло испортила! А ну отсюда!..
В тот же день катер ушёл на проводку.
Вместо Прохора Петровича в рубке, рядом со старшиной, стоял новый лоцман. Он был маленький, сухонький, всё время шелестел картой и выбегал с биноклем на палубу.
— А вы не волнуйтесь! — сказал ему старшина. — Человек хотя вы и новый, да проводка обычная. Сто раз ходили!
Маленький лоцман кивнул, но на всякий случай ещё раз осмотрел берег в бинокль.
— У вас тут сложно! — сказал он. — Река, приливы, отливы… У нас на Балтике проще!
И он вздохнул.
Мимо открытой двери по палубе прошмыгнула Машка.
— И знаете, — сказал лоцман, — у нас на Балтике зверей держать на кораблях не разрешают. От них запах и портится обмундирование.
Когда катер с баржей подошли к «Победе», Машка снова появилась у рубки.
— Иди, Маша, на корму! — ласково сказал старшина.
Машка посмотрела на медленно движущийся берег и недовольно замотала головой.
— Урч! — сказала она.
— Пошла на место!
— Рррр!
— Ничего не понимаю, почему она сердится? — сказал старшина. — Тихий зверь, год с нами плавает, все порядки знает…
— Может, что делаем не так? Не тем курсом идём? — осторожно спросил балтиец.
Старшина засмеялся. В этот момент катер дёрнулся, старшина и лоцман упали друг на друга.
— Трос лопнул! Баржа сидит! На мель выскочила! — закричали матросы.
Все выбежали на палубу.
Баржа неподвижно стояла на месте. Вокруг неё расплывалось жёлтое пятно.
— Отдать якорь! — скомандовал старшина. — Ах ты! — добавил он. — И верно, не так шли: прилив-то забыли. На этом месте, — обратился он к лоцману, — Прохор Петрович всегда останавливался, прилива ждал… Где эта чёртова скотина?
Машка уже была на носу. Она стояла столбиком у борта и облизывалась. От берега к катеру шла лодка. Ветер доносил сладкий запах горбуши.
В больнице
Прохор Петрович лежал на белой больничной кровати, укрытый тонким застиранным одеялом.
Над ухом шёпотом бормотал репродуктор.
Ночь лоцман не спал. За окном в чёрном небе падали звёзды. Они летели наискосок из левого угла, вправо и вниз. Не долетев до подоконника, звёзды гасли.
Под утро Прохор Петрович забылся. Ему снова приснился сон.
Снился адресный стол.
Стол был огромный. Он стоял над всем городом, упираясь четырьмя ногами в землю.
Маленькие люди суетились у его подножия. Людям нужно было узнать что-то очень для них важное. Они кричали и размахивали руками. Стол стоял молчаливый, как гора. Изредка с него срывались и падали вниз белые листки бумаги.
Прохор Петрович тоже суетился и бегал вместе с людьми. Он тянул руки вверх к падающим листкам, но каждый раз толпа относила его в сторону.
Вдруг Прохор Петрович увидел Машку. Она пробиралась к нему. В зубах Машка держала белый листок. Она повизгивала и огрызалась — ей наступали на лапы. Листок белел, как салфеточка на груди.
Прохор Петрович хотел броситься к ней навстречу, но почувствовал, что ноги у него опутаны якорной цепью. Он с трудом волочил их.
Когда до Машки оставалось каких-то десять шагов, Машка и стол исчезли. Вместо города перед ним жёлто и безбрежно горел на солнце лиман. Под ногами качалась палуба…
Прохор Петрович проснулся. Кто-то осторожно покачивал койку.
Перед ним стояли сестра и врач в белых халатах.
— Мы решили выписать вас, — сказал врач. — Только