Тронного зала должен был показаться гофмаршал с длинным резным жезлом, чтобы трижды стукнуть им о пол и возгласить: «Член Тайного Совета, его сиятельство граф Хольг!»
Нельзя, невозможно было допустить, чтобы граф увидел в глазах Правителя хотя бы тень растерянности или, того хуже, страха. Он вызвал Хольга не за тем, чтобы смиренно молить его о помощи! О нет, он предстанет перед ним не просителем, а благодетелем. Правитель милостиво, в знак своего величайшего доверия и расположения, дарует графу то, о чем тот не смел бы даже мечтать. Он будет говорить с Хольгом безукоризненно вежливо, но не опускаясь до дружеской фамильярности; он возвысит его над другими членами Совета, но ни на секунду не поставит вровень с собою.
Ибо подданный и государь – совершенно разные понятия. Так ясно и четко указано в законах деда. Будь на его месте Норманн – именно так он себя бы и вел.
Только, к сожалению, он совсем не похож на Норманна…
* * *
На лицо Хранителя Печати невозможно было смотреть без брезгливой жалости: таким растерянным и униженным оно стало после того, как нездоровая желтизна сначала сменилась буроватым румянцем, а потом – мертвенной бледностью.
– Вам это и в голову не приходило, не так ли, любезный граф? – с плохо скрытой издевкой допытывался Хольг. – Ясное дело, как вы могли подумать, что монастырь, куда удалилась от мирской скверны несчастная девушка с разбитым сердцем, носит весьма оригинальное название: «Разбойничий приют», к примеру… Или «Священный вертеп»!
Шруберт, качнувшись на стуле, издал мучительный, протяжный стон.
– Я никак не мог понять: почему лицо этого младшего братца показалось мне знакомым, будто бы я где-то его видел! – усмехнулся Хольг. – И что же выяснилось, о боги! Какой скандал! Дочь графа Зеера, мужа родной сестры Хранителя Печати, то есть его родная племянница…
– Граф, прошу вас…
Шруберт, захрипев, схватился за сердце.
– Понимаю и сочувствую, такая новость подкосит кого угодно! – безжалостно продолжал Хольг. – Ваша племянница, сбежав из родительского дома, сделалась Малюткой – любовницей главаря разбойничьей шайки, убийцей и садисткой. Мой новый старший десятник рассказал немало интересного про ее привычки… Милостивые боги, и этому чудовищу я еще подарил кольцо в честь бракосочетания с ее кузиной! Вот это самое кольцо!
– Клянусь всеми святыми, я не знал! Я понятия не имел…
– Верю, но вашу участь это не облегчит. Как вы меня называли: чернокнижник, ученый сухарь, презренный торгаш? Ну, а вам, любезный граф, придется привыкнуть к прозвищу «Малюткин дядюшка»! Народ у нас, сами знаете, на язык злой, авторитетов не признает.
– Граф… – умоляюще простонал Шруберт.
– Мало того: вас почти наверняка исключат из состава Совета, причем в полном соответствии с законом. Согласитесь, что поступок вашей племянницы – позор и срам для всего дворянства Империи, а к дальней родне ее никак не отнесешь… Представляю, как обрадуются южане! Леман ни за что на свете не упустит такой возможности. А ваши сторонники будут просто шокированы подобной новостью и едва ли выступят единой силой.
Хранитель Печати, бессильно всхлипнув, закрыл лицо руками.
– Прямо по Священной Книге: «Какою мерою меряете, таковою же да будет и вам отмерено!» – сурово отчеканил Хольг. – Вы оскорбляли меня, использовали любую возможность, чтобы причинить мне зло, – и теперь вы в моих руках! Я могу опозорить и унизить не только вас, но и ваш род боги знают до какого колена…
Наклонившись к Шруберту, он тихо, почти шепотом, договорил:
– Но, если мы столкуемся, я могу и проявить великодушие!
* * *
Хозяин «Ласточки» осторожно, стараясь не произвести ни малейшего шума, вставил обратно кусочек дубовой панели размером не больше фаланги пальца взрослого человека. Потом с ловкостью, почти невероятной для такого крупного, мускулистого человека, он выбрался из потайной каморки, примыкавшей к зале для особо важных персон, и так же бесшумно закрыл дверцу, полностью слившуюся с общим фоном обшивки. Лицо его оставалось абсолютно непроницаемым, и ни один сторонний наблюдатель не догадался бы, какая буря чувств бушевала в груди Кайенна.
Можно было, конечно, запереться в собственной спальне, расположенной прямо над залой, и подслушивать оттуда – для мага его уровня это не проблема. Но пришлось бы потратить лишнее время на совершение ритуала. А он инстинктивно почувствовал, что будут обсуждаться очень важные дела, и не хотел упустить даже самой мелкой детали…
Предчувствие, как всегда, не обмануло хозяина гостиницы.
Посольство любой страны купило бы у него только что подслушанную информацию, не раздумывая и не постояв за ценой. Особенно расщедрился бы граф Геро Деспас, справедливо рассудив, что королю Торвальду Карнсену это знать просто-напросто необходимо…
Граф Леман – наместник провинции Коунт и лидер партии южан – осыпал бы его золотом с ног до головы… А потом либо отпустил бы с миром, либо приказал бы казнить и забрать назад деньги – если, к несчастью для Кайенна, пребывал бы в дурном настроении из-за вздутия живота или желудочных колик (обжорство графа давно уже стало легендарным).
Само собой, этот приказ стал бы последним в жизни разжиревшего властолюбца: такого мага ой как непросто одолеть, сколько стражников на него ни натрави. И безнаказанной подобную дерзость он бы не оставил… Все равно потом надо будет прятаться, менять имя и внешность, так почему бы не поквитаться с обидчиком на прощание!
Особенно потому, что менять привычный образ жизни пришлось бы не только ему, но и дочке… Пока что им очень неплохо помогало его прозвище: «Не такой, как все»! Тысячу раз был прав покойный батюшка, наставлявший: если ты хочешь остаться незамеченным, привлеки к себе как можно больше внимания… Ну, кому придет в голову, что хозяин гостиницы, расположенной в самом центре столичного города, чудаковатый, эксцентричный и прижимистый, готовый удавиться за лишний серебряный талар, на самом деле – могущественный маг?!
Поэтому пусть граф Леман и дальше остается в неведении… Слишком велик риск.
Правитель Ригун тоже не поскупился бы на награду, долго сокрушаясь, до каких же пределов дошла человеческая подлость и низость, и со слезами на глазах говоря, как он благодарен этому доброму человеку, явившемуся с предостережением. Подумать только, чуть не пригрел змею на груди, чуть не вручил коварному негодяю собственную судьбу, а также судьбу семьи и всей Империи!.. Или, может, не поверил бы и велел убираться прочь, с презрительной усмешкой заметив: конечно, ему далеко до деда, но он, хвала богам, не настолько глуп, чтобы верить гнусной клевете на честного, благородного дворянина, единственного члена Тайного Совета, который в полной мере соответствует своему высокому званию! Или
