Странно. Вкусно жрать, сладко спать, жить, купаясь в роскоши за счет этой страны, – вам мещанством не кажется. К слову, где ваши манеры, ma tante[1]? – добавил он с непередаваемо русским акцентом, даже не пытаясь изображать французский прононс. – Племянник в кои-то веки решил заглянуть, а вы даже не предложили мне присесть...
Посчитав, что и дальше стоять перед старухой ни к чему, Март подтянул второе кресло и вольготно расположился, закинув ногу на ногу.
- Да что ты понимаешь…, сиротка из приюта, – последние слова Нина Ивановна произнесла с непередаваемым презрением. – Без образования, без воспитания, темный, как весь этот народ… Зачем ты пришел? Хочешь меня убить? Или надеешься, что я стану вымаливать пощаду?
- Нет, я не такой, как вы!
- Тогда убирайся!
- Не так быстро, тетушка. Мне нужно вам кое-что рассказать.
- В таком случае избавь меня от нудных предисловий!
- Хорошо, я буду краток. Вам мало было убить моих родителей, и вы решили также расправиться со мной. А поскольку предыдущие попытки не удались, прибегли к помощи Шейда.
- Откуда ты это все знаешь? – зрачки графини сузились, черты лица заострились, отчего оно стало похоже на посмертную маску.
- От самого Шейда. Я его поймал, и, чтобы спасти свою жизнь, он открыл мне весь расклад.
- Ты поймал Тень? – недоверчиво спросила Нина Ивановна.
- Да, – просто ответил Март. – А еще он научил меня кое-каким фокусам из своего арсенала. Воспользовавшись ими, я проник в одно поместье неподалеку от побережья Британии и захватил в плен вашего дорогого внука.
- Ты лжешь!
- Отнюдь. Я говорю чистую правду, и скоро вы в этом убедитесь.
- Где он?
- Точно не могу сказать, но, если вы поинтересуетесь у генерала Джунковского, он, вполне вероятно, вас просветит.
Лицо старой графини пошло пятнами, силы оставили, и она, задыхаясь, еле слышно проговорила:
- Этого не может быть! Этого просто не может быть! Ты не знаешь, кто я такая и что могу сделать с тобой, гнусный мальчишка!
Злобная фурия сжала кулаки, направив всю свою злость на ненавистного родственника.
- Отчего же не знаю, – желчно усмехнулся Март. – Вы – старая, злобная и никому не нужная карга, у которой скоро не будет ни имени, ни состояния. Узнав о предательстве, точнее о том, что оно раскрыто, от вас отвернутся все: и друзья, и знакомые, и даже заграничные покровители. Поэтому вы будете доживать свой век одна и в нищете. Уж об этом я позабочусь!
Опасаясь, что во время этого разговора войдет кто-нибудь посторонний или очнется слуга, Март ни на секунду не покидал «сферу», контролируя с ее помощью окрестности. Пока все было в порядке, но…
- Что с вами? – спросил он, увидев, как поникла голова Оссолинской. – Нет-нет, не умирай, дьявол тебя подери…
Увы, сердце графини не выдержало последних известий, и тщательно продуманный план мщения с треском провалился. С другой стороны, может, оно и к лучшему? Какой ему прок в том, что злобная тетка будет голодать и побираться? Все кончено, да и черт с ним!
Подойдя к телефонному аппарату, Колычев быстро раскрутил трубку и вытащил артефакт. Эта история завершена, но жизнь впереди долгая, глядишь, еще и пригодится. Да и следы оставлять не стоит…
[1] моя тетя (фр)
Глава 37
Чем официальная аудиенция отличается от неофициальной? И в том и в другом случае из дворца приходит реликт былых времен под названием «скороход» и приносит вызов. Дескать, извольте появиться к такому-то сроку, форма одежды парадная. Ни в чем ином в апартаменты его величества все равно не пускают. Просто в первом случае прием будет в одном из орденских залов, а во втором – в кабинете, будуаре или даже в парке. Та и другая являются большой честью, но все же над неофициальной веет флер некой таинственности.
Колычева вызвали неофициально. Скороход, как и все его коллеги, давно не передвигавшийся пешком, прибыл на автомобиле дворцового ведомства прямо к ним на мызу и, благожелательно улыбаясь, сообщил, что юного рейдера срочно ожидают.
- Я с тобой! – выпалил, узнав об этом, Витька.
- Мартемьяну Андреевичу следует прибыть одному и немедля! – равнодушно пояснил гонец, намекая, что никого в свой экипаж не возьмет.
- Ну и ладно, – хмыкнул в ответ дядька Игнат и выразительно посмотрел на остальных членов команды.
Добравшись до Дворцовой Набережной 32, скороход передал своего пассажира дежурному камер-лакею, а тот, в свою очередь, проводил его в одну из художественных галерей Зимнего.
- Извольте подождать, – попросил служитель и тут же скрылся, оставив посетителя наедине с шедеврами живописи.
Занять себя было совершенно нечем, и Март принялся разглядывать картины, сперва, чтобы убить время, а потом немного увлекся. Особенно ему понравилась картина Верещагина «Принуждение Микадо к миру. Воздушный фрегат над Киото». Сюжет повествовал о событиях самой первой Русско-Японской войны, когда только что изобретенный его дедом воздушный корабль сначала отогнал от осажденного Порт-Артура японскую эскадру, а затем нанес визит вежливости и на острова.
Злые языки поговаривали, что Василий Васильевич в данном случае отступил от реализма и слегка приукрасил масштаб события, но так или иначе полотно вышло эпическим.
- Кхе-кхе! – прочистил кто-то горло за его спиной.
Резко развернувшись, он увидел перед собой императора и, не найдя ничего лучше, от растерянности поздоровался.
- Добрый день…, ваше величество!
- В самом деле? – ухмыльнулся государь. – Мне так не показалось, но поверю тебе на слово.
- Хм, – смешался молодой человек.
В первую их встречу царь был затянут в гвардейский мундир и увешан множеством орденов, как российских, так и иностранных. Сегодня он, напротив, был в простом кителе с отложным воротничком и накладными карманами, которые в этой реальности никто и не думал называть «френч». Из наград наличествовал только скромный офицерский Георгий, полученный юным цесаревичем в ту далекую пору, когда он побывал на первой и последней в своей жизни войне.
- Ладно-ладно, – милостиво усмехнулся «хозяин земли русской», – не тушуйся. Услуги твои не забуду, а теперь говори, что хочешь? Желаешь в гвардию, изволь! Воздушный флот от такого молодца тоже не отвернется. Задумаешь в лейб-целители, и тут отказа не будет.
- Благодарю, ваше величество, – изобразил поклон Март. – Но меня не прельщает официальная карьера. Я, конечно же,