я опознал сразу — опознал по рисунку на фюзеляже. На этом самолете я вчера летел над Германией…
Пожарники тушили то, что еще можно было спасти. На краю аэродрома наши зенитчики чистили орудия. Но что поразило, мы не увидели на летном поле ни одного «виллиса», ни одного американца.
Только когда солнце поднялось уже довольно высоко, я встретил пилота, с которым вчера летал. Он, как и другие американские летчики, только что приехал на аэродром.
— Где же ты был ночью? — спросили мы.
— Да мы на «виллисах» сразу смотались. Издалека смотрели на это светопреставление. Думали, на аэродроме все погибли. А вы живы! — Он бросился обнимать нас.
— Самолеты жалко, — сетовали мы.
— Ничего, — сказал он улыбаясь. — Из Штатов новые «крепости» пришлют, а мы пока отдохнем.
Славные ребята американцы: в воздухе — серьезные и сосредоточенные, на земле — веселые, общительные, жизнерадостные. Мы, кончено, другие. Но мы им тоже нравились.
Атакуют катерники
Всю войну Борис Маневич снимал на Северном флоте. Приходилось ему браться и за автомат. Он был отважный, бесстрашный человек, талантливый кинооператор, энергичный, оперативный. На фронте чувствовал себя в родной стихии и ни о какой другой работе не помышлял.
На Северном флоте он много снимал в морской авиации, воевал в морской пехоте, ходил в разведку и на задания с подводниками. Но не было случая снять боевую работу торпедных катеров. Борис обратился к командующему флотом адмиралу Арсению Григорьевичу Головко, попросил дать ему возможность снять операцию с участием нескольких групп катеров.
Вскоре вызвали Маневича в оперативный отдел, и капитан 1 ранга Румянцев направил его в ту часть, где назревали интересные дела.
Катерники встретили Бориса душевно, приписали на катер Виктора Домысловского.
Как раз в то время были получены новейшие катера с двумя торпедами по носу. Баренцево море, как известно, суровое и почти никогда не бывает спокойным, а эти катера могли свободно ходить при пяти-шести баллах и при этом давать скорость до 55 узлов — это примерно 100 километров в час. Когда такой катер идет на полном ходу, такое впечатление, что ты мчишься по ухабам на телеге без рессор. Брызги бьют в лицо с такой силой, словно кто-то палит по тебе из дробовика.
По донесениям нашей разведки, ожидался выход большого конвоя противника из Петсамо. Приказ: катерникам найти и потопить немецкий конвой в районе Варды — это Норвегия.
Но шли день за днем, а караван все не выходил из своей базы. Пришлось набраться терпения и ждать, хотя катерники просто рвались в бой.
А пока собирали грибы на полуострове Средний, при отливах с надувных лодок самодельными гарпунами били камбалу. А коки угощали моряков вкуснейшей ухой с грибами. Единственными гостями на катерах были крикливые чайки — боцман подкармливал их остатками заплесневевшего хлеба.
Так в томительном ожидании прошло одиннадцать суток.
И вдруг приказ: командирам дивизионов произвести морскую разведку. В разведку ушли три катера, а всего их было четырнадцать.
Катер Домысловского, к которому был приписан кинооператор, получил задание ставить дым. Этот катер самый опасный, по нему больше всего будут бить. Как только катера будут обнаружены противником, Домысловский должен вырваться вперед и поставить дымовую завесу, чтобы прикрыть боевой строй. Катер командира отряда тоже ставит дым, перерезав курс противника. Катер командира дивизиона «дымит» вдоль боевого строя. Таким образом, немецкие корабли должны оказаться в дымовом треугольнике. В это время остальные катера выбирают позицию, врубают скорость, пробивают дымзавесу и идут на цель.
Командир дивизиона предложил Борису перейти на другой катер, менее опасный, но тот подумал: «С катера Домысловского я больше увижу, а значит, и лучше сниму эту операцию» — и отказался.
Наконец дана команда к выходу на боевое задание. Катера строятся ромбом — это противолодочный строй. Идут на малом ходу. Глушитель опущен в воду. Идут тихо — рядом противник. Впереди Петсамо, чуть дальше Киркенес — оккупированная Норвегия. Мористее катерам забираться нельзя, идут близко к берегу, скрытно.
Темно. Впереди разведка. Вдруг впередсмотрящий кричит:
— Товарищ командир, вижу корабль противника!
— Смотреть внимательней!
— Товарищ командир, вижу второй корабль противника!
— Смотреть внимательней!
— Товарищ командир, вижу еще корабль противника!
Командир долго всматривается в горизонт, потом как бы сам себе говорит:
— Скоро начнем…
На горизонте уже 18 транспортов и около 30 кораблей охранения. Катер Домысловского заметил головной миноносец немцев, немцы засемафорили:
— Кто идет? Сообщите позывные!
Но огонь пока не открывают. Домысловский кричит:
— Боцман, пиши! Пиши все равно что! Надо время выиграть!
Противник какое-то время разбирался в галиматье, которую писал боцман. И тут команда врубить полную скорость. Катер задрал нос и, как норовистая лошадь, встал на дыбы.
А боцман продолжает писать чепуху. Немцы ничего не понимают, но видят, что катера набрали скорость и стремительно идут на сближение. И тут загрохотало. Немецкий эсминец открыл огонь.
Катер Домысловского взял чуть мористее и понесся вдоль каравана противника. За ним — огромный дымовой шлейф.
Немцы открыли огонь с других кораблей, но почему-то мазали, особенно их крупный калибр. Бог знает куда улетали их снаряды.
А наши катера продолжали ставить дым. Маневич снимал вовсю, снимал все, что еще было видно.
Среди шума боя часто слышалось радио:
— Вышел на противника. Торпедировал. Наблюдаю взрыв.
— Вышел на транспорт противника. Наблюдаю взрыв. Отвалил на обратный курс.
Катер Домысловского продолжает лететь вдоль каравана — «занавес» вытянулся уже на несколько километров. Вдруг на него устремляется немецкий тральщик, открывает огонь. Катер проскакивает мимо.
— Ну куда мы? Мне ведь это снять нужно!.. — кричит с досадой Борис.
Катер резко разворачивается и с лету оказывается с левого борта немецкого тральщика.
— Залп!
Обычно торпеды выпускают с небольшим интервалом, в расчете на поправку: если первая торпеда прошла мимо цели, то вторую выстреливают уже с поправкой на цель.
В сложившейся ситуации у Домысловского нет времени на поправку, и он дает залп двумя торпедами. Маневич все это время снимал. А после залпа, когда катер на полном ходу вдруг замер, свалился на палубу и не мог даже сразу подняться. Когда встал на ноги, впереди ничего не было, чисто, нет объектов для съемки. Командир кричит:
— Куда смотришь? Смотри на корму!
Оказывается, пока оператор приходил в себя, катер развернулся. В визир Борис увидел взрыв — значит, попали.
Немцы берут катер под обстрел. Снаряд разрывается от борта в нескольких метрах. Осколками ранены пулеметчик, радист и боцман.
Звучит радио:
— Общая команда — отход!
Контркурсом на катер идут два неопознанных самолета.
— Пулеметы — товсь! — командует Домысловский.
Но слышатся
