Стессель. Он пытался понять, как ему оборонять крепость и подходы к ней.
— С моточайкой не все так просто, — сознался я, — наши двигателя слабоваты для уверенных полетов. Но мы работаем в этом направлении, и думаю, что в мы сможем создать новый аппарат способный прекрасно держаться в воздухе. А что по поводу разведки… Да, он для этого дела подойдет прекрасным образом. Будет достаточно и одноместного варианта… И, кстати, если у нас все получится наилучшим образом, то с самой моточайки можно будет на противника сбрасывать бомбы. Например, те же самые мины, что мы производим, если их скинуть на склады со снарядами, то эффект будет просто поразительным.
Для офицеров это было откровением. Ни о чем подобном они и не предполагали. Наступило минутное молчание, в ходе, которой я читал по их лицам осмысление данного факта, а затем Старк, первым подав голос, неуверенно возразил:
— Это же бесчестно…
— Что может быть бесчестного в том, что таким образом мы спасем, сотни наших людей? — по-еврейски кинул я в ответ. — И к тому же, свое бесчестие японцы уже продемонстрировали всему миру, когда напали на нас без объявления войны. Есть такая мудрая и точная пословица — как аукнется, так и откликнется. И она наиболее точно подходит к нашему случаю.
— Господин Рыбалко прав, — неожиданно поддержал меня Тахателов. — Мы будем сидеть в глубокой обороне, и японцы без особого труда нас зажмут. Не будет никакого бесчестия применять то, что поможет нам выстоять. Я бы, кстати, еще бы по проволочному заграждению и ток пустил.
— Ну да, ну да…, — задумчиво протянул Стессель, — еще и ток… Войны с каждым разом приобретают все более звериный лик. Глядишь, вскоре и пленным в их правах будут отказывать или, что еще хуже, брать их перестанут, а умерщвлять раненых и сдавшихся прямо на поле боя. Это, извините, уже не война получается, а какое-то варварство.
— Как это не печально, но мир все более ожесточается, — развел я руками. — Вспомните, как британцы буров подавляли? Помните их концентрационные лагеря? Так вот, это всего лишь цветочки будущего, настоящий ужас нас ждет впереди. И авиационная бомбардировка на этом фоне будет выглядеть не более чем адекватной реакцией на попытку уничтожения. Так что я не считаю подобное действие бесчестным и чем-то постыдным. Наоборот, постыдно не принять никаких мер для того чтобы сберечь подобным образом сотни наших жизней.
Старку мои слова не понравились. Он их принял на свой счет и потому, глянув на меня не добро, похоже затаил обиду. Ох, как бы мне это не аукнулось…
И вот после этого разговора, после непродолжительной дискуссии, Стессель со мною согласился и высказал желание приобрести мою моточайку для разведывательных целей. Что же касается авианалетов, то он в чем-то со мною был согласен, но не готов был так сразу принять эту идею. Ему нужно было время, чтобы ее как следует обдумать и смириться с моральной точкой зрения.
Потом наш разговор коснулся моих укреплений на горе Высокой. Стессель, после краткого словесного лавирования, скупо мне сообщил:
— Ваши укрепления мы уже осмотрели и пришли к мнению, что сделаны они более или менее грамотно. Не без греха, но в целом удовлетворительно. Стены и своды вполне могут выдержать попадания японских крупных калибров, сектора обстрелов определены правильно. Конечно, есть несколько нюансов, которые вы не учли, но мы их исправим. Надеюсь, вы понимаете, что ваши укрепления мы экспроприируем на нужды крепости?
— Безо всяких сомнений, — кивнул я. — Я иного и не предполагал.
— Замечательно. Тогда, вы немедленно должны передать нам все планы ваших построек на Высокой. И, кстати, возникает вопрос, а зачем вы сделали площадку на восточной стороне горы? Для чего она там?
— Для минометных расчетов, Анатолий Михайлович. С той целью, чтобы они поддерживали обороняющихся навесным огнем и работали по целям из защищенного места. Там они будут в полной безопасности — с запада их будет закрывать вершина горы, а с восточной и южной мы возвели небольшую стену и за нее ссыпали выбранный при земляных работах грунт. Таким образом, эту площадку будет невозможно рассмотреть и со стороны моря, и минометчики будут находиться в полной безопасности.
— Ага, тогда понятно. А то мы все гадали, зачем вы ее сделали. Позже вы нам покажете на месте, как вы себе это представляете, и мы серьезно изучим это нововведение.
— Хорошо, — согласился я. На самом деле это была моя отсебятина, моя придумка. Сама площадка была небольшой, всего на три-четыре минометных расчета, окруженная со всех сторон, кроме северной, защитой, которая не пропустит ни один артиллерийский снаряд. Там же имелось две комнаты, выдолбленные в скале, одна для отдыха расчетов, другая для хранения боеприпасов. — У меня еще имеется купленный пулемет системы Максима, — добавил я, — могу продать.
— Из Америки привезли? Под какой патрон?
— Под наш, под русский.
— Замечательно, за две тысячи триста рублей мы его у вас купим. Цена устраивает? Вот и хорошо. Какие еще вы нам сюрпризы приготовили?
— Полевые телефоны…
— Это как? А чем они от обычных отличаются?
Не скрою, я свои телефоны придерживал на складе, не пуская на продажу, понимая, что они не очень-то пригодны для гражданского пользования. Слишком массивны, в прочных арборитовых корпусах-ящиках, то бишь в фанерных, выкрашенных многослойным лаком и с прочными, неубиваемыми карболитовыми трубками. Один из них я притащил с собою и временно оставил в приемной вместе с Петром. И вот теперь, выглянув, я забрал тяжелый ящик и представил на суд. Офицеры, едва с ним ознакомившись, решили:
— Возьмем на испытания пять штук. Если покажут себя с хорошей стороны, то рассмотрим возможность приобретения. Какова их цена?
— Пятьдесят пять рублей штука.
— С ума сошли? За такой примитив?
— Испытайте их, Ваше Превосходительство…
— Ладно, испытаем. Но эти пять экземпляров вы нам предоставите абсолютно бесплатно.
Как я уже говорил ранее, они, взяв мои телефоны, не стали использовать их на воздушном шаре, а предпочитали орать в трубку в собственные. Что ж, на этом этапе господа военные сэкономили немного денег.
Дальше я пытался развести их на предмет защитных касок и бронежилетов. Идея была здравая, все это признавали, но и все же они категорически отвергли их использование, потому как весь этот наряд будет не по уставу, будет сковывать движение и создавать ненужную иллюзия безопасности. В то, что бронежилет это именно «броне», они почему-то не поверили. Да и я в это особо не верил и сами пластины на прочность не проверял. Согласен — мое упущение и потому на данном
