Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
– Это вам надо к врачу-специалисту!
Она подошла к пациенту, встала рядом, прилаживая трубки фонендоскопа. Кикоть сказал:
– А вы без этого… вы ухом лучше услышите.
И мягко притянул ее голову, прижал к волосатой груди. Женщина замерла, затихла, очки съехали набок.
– Услышали? – прошептал Кикоть.
– Да, – отозвалась женщина тоже шепотом.
– И что?
Она молчала, ее худое лицо пряталось под его ладонью.
– Не знаю… Примите успокоительное.
– Не поможет.
– Одевайтесь, одевайтесь, Фёдор Иванович.
Они всё стояли, прижавшись друг к другу, и Подобед очнулся.
– Разрешите быть свободным, господин подъесаул?
Кикоть сказал, не глядя:
– Давно свободны, вахмистр.
Пока его друг личную жизнь устраивал, Подобед тоже решил развлечься, времени не терял.
Ночь уже была глухая, никого кругом, поезд у перрона стоял темный, огни погашены… Только в вагоне-ресторане в неясном свете двое сидели у окна за столиком. И то один уже поднялся, невмоготу, видно, стало, ушел. А другой, бессонный, остался, коротая ночь в пустом ресторане. И Подобед, поторчав еще у окна, туда к нему направился, прыгнул в вагон. У полуночника, кажется, прилив сил только начался, потому что он неожиданному гостю даже очень обрадовался:
– Скорей иди, махнем на дорожку!
– Я на огонек.
– Вот молодец! А то смотрю, мается казак!
И протягивал уже гостю полный стакан:
– Давай, казак, атаманом будешь!
Подобед стал пить, закашлялся – хозяин огорчился:
– Не в то горло?
– Так ты под руку!
– Так поезд сейчас пойдет, уедешь!
Подобед еще отпил, опять поперхнулся и икнул вдобавок. Пассажир уже сердился:
– Ух, непутевый! Ты чего это?
– А это я тебя узнал! – сказал Подобед. – Еще сомневался, а вот сейчас точно, всё! А ты меня узнал?
– Нет, а кто ты?
Гость подскочил к нему, выхватив пистолет, приставил к виску.
– А теперь?
– Узнал, да.
– Вы из дома вышли, а я на коне возле калитки.
– Да.
Вот как все изменилось, совсем другой разговор.
– Ручонки на стол!
– На столе.
– Пушка?
– Нет при мне!
Подобед обыскал: правда нет. Теперь поспокойнее… теперь и с пугачом он король.
– За что вы его?
– Деньги. Тебя не касается.
– Вставай, пошли. Слезай с поезда.
И Подобед отступил, давая пассажиру подняться. А тот все сидел. Странное дело: он, безоружный, вроде перестал бояться…
– Остынь, казак, – сказал без выражения, скучая. – Ты, вообще, тут с какой стороны? Чего-то вот непонятно.
– Узнаешь. Слезай, слезай!
Подобед и дулом покачал, как положено, а пассажир только уселся поудобнее.
– Ну как я слезу? У меня дела.
– Мокрые?
– У каждого свои. И учти, – продолжал он, чуть не позевывая, и снял без команды руки со стола, – ты пока на меня в окно глазел, я пушку приготовил, при мне. Иди путем, казак.
– Стреляю! – закричал Подобед.
– Да не можешь ты, сучонок, – усмехнулся пассажир.
И тут поезд дернулся, пошел, и Подобед опять закричал, бессильно вытягивая руку, прицеливаясь, будто пугач мог выстрелить.
– Меня женщина касается! Там женщина в доме была! Где Катя? Вы ее тоже, что ли… потом? Где женщина, женщина?
Кричал яростно, верил, что пугач выстрелит, и человек за столиком в эту минуту тоже поверил, лицо его дрогнуло.
– Эх ты! – сказал он и выхватил эту самую пушку, она была у него под салфеткой.
Нет, не успел, набок повалился, приник щекой к окну… Не успел, потому что у Подобеда пугач… выстрелил!
Быть такого не могло, но было: пугач в руке живого Подобеда, дырка во лбу пассажира, и поезд набирает ход!
Подобед отскочил от столика, бросился к выходу, в тамбуре его Кикоть подхватил, вместе спрыгнули…
– Не уезжай, ты мой голубчик! – пропел Кикоть, приземляясь на перрон. И заглянул в лицо друга. – Ну? Теперь всё, не будешь больше дергаться?
– Нет… А пугачи разве…
– Бывает, – сказал Кикоть.
Мимо проплывал вагон-ресторан, ушедший вначале пассажир возвращался к столику. Там, дожидаясь его, полуночник сидел, привалясь щекой к окну. Он будто спал, угомонился наконец.
Подобед вдруг обмяк, повалился на Кикотя, и тот, подхватив его, потащил по перрону.
– Теперь я выздоровел, а друг мой заболел! – оправдывался Кикоть, с тревогой вглядываясь в лицо Подобеда. Тот неподвижно лежал на койке с закрытыми глазами. – Понимаете, раз – и повалился, обморок! Вот что с ним, как думаете?
Подобед как раз всхрапнул, выражение лица при этом у него оставалось горестным.
– Думаю, будет жить, – заверила Ольга Павловна.
– Вообще, он нервный, это есть, – переживал за друга Кикоть. – И нагрузка большая – он и на коне, и танцы, пожалуйста, вам!
– Нагрузка большая, перегаром от него сильно, – согласилась Ольга Павловна, что-то записала на листке и, не глядя, так же сухо спросила: – Ну? А вы?
– Я нормально, – сказал Кикоть.
– Неужели ничего не болит?
– Нет.
– Пульс проверим, давайте.
Он присел, она взяла его руку, явно по обязанности. Считала со скучающим видом.
– Ольга Павловна, я больше не буду болеть, – сказал Кикоть.
Она молчала, держала его руку.
– Не буду устраивать личную жизнь, все равно не получится.
– А при чем личная жизнь, Фёдор Иванович?
– У меня вообще жизнь уже не получится.
Ольга Павловна поморщилась, он, видно, мешал ей считать.
– Я сейчас человека убил, – сказал Кикоть.
Подобед вздохнул во сне, будто услышал, и повернулся на бок, захрапел, уже не стесняясь.
– Если бы я не выстрелил, он бы тогда выстрелил.
И опять Ольга Павловна молчала… Нет, сказала:
– Пульс у тебя хороший, ровный. Как часы.
– Я не волнуюсь. Я ведь уже много убил.
Она будто знала, сказала скрипучим своим голосом:
– И ты поклялся, когда кончилась война… Ты клялся?
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
