нет…
Я растеряла весь запал.
Лев Николаевич смотрел на меня знакомо-незнакомыми серыми глазами Славы. Теперь я видела его волевой подбородок, его широкие плечи…
Видела и опять не знала, что делать с этим новым знанием.
Извиниться?
Покаяться?..
Но не успела я сказать и слова, как Лев Николаевич сухо произнес:
— Я хочу, чтобы ты сегодня же уволилась из компании и ни на шаг не приближалась к моему сыну. Хватит и того, что ты уже натворила. Поняла?
Конечно, поняла.
Не портить жизнь, не подставлять, не мешать ему расти по карьерной лестнице…
— Тогда свободна. Реши вопрос с увольнением сегодня же и забери все вещи. Завтра тебя уже не пустят в офис.
Я машинально кивнула, судорожно соображая, не поздно ли будет извиниться прямо сейчас?
Но Лев Николаевич, будто заметив мои сомнения, указал на дверь.
— Свободна.
Я вновь кивнула и, так же машинально попрощавшись, вышла из кабинета.
В мыслях был сумбур.
Слава — сын генерального директора. Наверное, это логично. Разве может человек из «низов» занять такое высокое место самостоятельно? Хотя, Слава же отлично справлялся… мне ли не знать?
Боже, о чем я только думаю?!
Нужно сказать что-то Славе… Что ухожу? Что увольняюсь? Передать слова его отца? А как объяснить, почему не сказала, что была в его кабинете?
Теперь-то я понимаю, на что надеялась. На тихий выговор, который, впрочем, заслужила.
Надо было сказать Славе сразу… Что же я такая глупая…
Я добрела до своего рабочего места и, не откладывая в дальний ящик, постучала в дверь кабинета. Тишина.
Потянула ручку.
Заперто.
Предчувствуя неладное, я на подгибающихся ногах подошла к своему столу и увидела записку, написанную таким привычным, таким любимым почерком:
«Уехал на срочную встречу. Если до трех не вернусь, закрывай кабинет сама, не жди».
Ну что же, значит разговор откладывается...
И, заперев приемную на ключ, я отправилась в отдел кадров выполнять распоряжение Славиного отца.
Увольняться.
В отделе кадров меня уже ждали.
Сотрудницы помнили меня еще по фееричному появлению в Славином пиджаке, и теперь им не давала покоя ни моя конкурсная работа, где я как раз использовала Славин образ. Ни звонок, в котором предупредили, что меня нужно уволить одним днем?
— Что же ты такое сделала, девочка, что о твоем увольнении предупредил сам генеральный? — подсовывая мне бумажки на роспись, поинтересовалась женщина.
— Вам позвонил лично Лев Николаевич? — недоверчиво переспросила я, крутя в руках ручку и вчитываясь в строчки, сливающиеся в один нечитаемый текст.
— Нет конечно. Позвонил Вовочка — его секретарь. Ну так что?
Услышав имя, я даже прекратила пытаться понять смысл подсунутой бумажки.
— Вовочка?
— Ну, Владимир Дмитрич, — отмахнулась от меня женщина. — Он молоденький. Не звать же мне его по имени-отчеству?
— А Ярослава Львовича вы тоже Яриком зовете, раз он младше вас? — отчего-то разозлилась я, откладывая ручку.
«Вовочке» на вид было столько же, сколько и Славе. И я не понимала, это пренебрежительное имя — потому что он секретарь или потому что действительно младше?..
А если и так. Разве можно так фамильярно называть коллег?
Вот ей было бы приятно, говори о ней кто-то: «та рыжая из кадров»?
— Ой, деточка, вот не тебе говорить мне, как кого называть. Сама с одним вначале мутки начала, потом с другим… Не смогла вовремя остановиться. Дура. А все туда же, взрослых теток жизни учить.
Я вспыхнула сразу, моментально. Что за нелепость? Что за небылицы?
Да что за день такой?
Да еще и меня дурой назвала!
— А вам, значит, можно, по звонкам, как по кофейной гуще гадать и глупости говорить? Ни с кем я не «мутила»!
— Так почему тебя увольняют тогда, а? — прищурилась рыжая… сотрудница.
— Не ваше дело! У вас обязанность: выдать документы, а не в личную жизнь с ногами залазить.
— А ты мне не указывай, мала еще. Указка не выросла, — фыркнула она. — Я могу хоть весь день твои документы стряпать. И, если хочешь получить все сегодня, поуважительнее будь. Я тебя по нормальному спросила, хотела подсказать, что сама знаю, а ты? Неблагодарная.
Я уважительнее?! Я неблагодарная? Да она сама…
Клокотавшая во мне обида и злость готовы были меня просто разорвать на части.
Но какая-то часть меня уговаривала быть умной.
Как тогда, с охранником.
Прикрыв глаза, я мысленно досчитала до десяти и тут же открыла их, встретившись с ухмыляющейся женщиной взглядами.
— Я готова принести вам свои извинения, — медленно кивнула я, глядя, как на ее лице появляется довольная улыбка.
— То-то же. Гавкаешь, а сама не чуешь на кого. Поэтому, наверное, и уволили, — покачала она головой, а я сжала кулаки, впиваясь ногтями в руки.
— Я готова принести вам свои извинения, — повторила я еще раз. — Но только, если вы принесете мне свои и больше не будете разговаривать со мной ни о чем, кроме работы. Мне ваши советы не нужны. Оставьте их своим детям.
Впервые я видела, как кто-то краснел так же быстро и обильно, как и я.
Полноватые щеки залились краской.
— Тебя уволили! Уволил сам генеральный! Так почему я вообще с тобой должна считаться?! — возмущенно спросила она. — Да я тебе твои документы, хамка ты эдакая, буду делать неделю! Ты в конце января их только увидеть сможешь! Ты…
Больше продолжать этот цирк я была ненамеренна.
Молча, что далось мне с огромным трудом, я встала и вышла из кабинета.
В спину мне летели нелицеприятные выражения.
Кто-то выглядывал из кабинетов, провожая меня взглядами, кто-то сторонился, пропуская, а я чувствовала себя оплеванной.
Почему она считает, что виновата тут я? Потому что не промолчала, не была умнее ее?
Я с силой нажала на кнопку лифта.
А Лев Николаевич? Раз он так заботится о репутации сына, зачем он пустил рекламу? Зачем объявил об интересе модельных агентств при остальных сотрудниках?
В том, что он так сделал, тоже виновата я?
Двери лифта открылись, и я, не замечая ничего вокруг, зашла внутрь.
— Здравствуй-здравствуй, Анечка. Что же ты как тучка ходишь? Ярик плохо о тебе заботиться?
Я мысленно застонала.
Филипп, начальник отдела продаж, сейчас был вот совсем не вовремя.
— Как у вас все фамильярно, — вдруг хмыкнул кто-то слева, и я увидела Игоря Альбертовича, начальника отдела закупок.
Поздоровавшись с обоими, я решительно сделала вид, что оглохла. Тем более, что
