Дождь набирал силу и уже насквозь промочил кожаные охотничьи куртки и штаны бегущих. Споткнувшись на скользкой от воды земле, Лира не удержалась и растянулась на поверхности. Из её закреплённого на боку колчана охапкой высыпались простые кленовые стрелы.
— Вставай, вставай, — помог сестре встать Сапран, после чего сноровисто собрал выпавшее снаряжение.
— Как доберёмся и обогреемся, я наловлю ручьевой форели, — попытался он подбодрить сестру, на глазах которой наворачивались слёзы: девочка сильно ушибла колено.
— Ты простудишься если полезешь в воду, — всхлипнув и удержав слезу, неодобрительно произнесла она, после чего поковыляла вслед за братом.
— Меня исцелит твой суп — мисс деревенская ведьма, — обернувшись, подмигнул Сапран сестре, отчего чуть сам не растянулся на скользкой земле.
Шмыгнув потёкшим от боли и холода носом, Лира улыбнулась и поспешила следом.
Дождь тем временем лил буквально сплошной стеной.
Стены оврага стали более отвесными, в земляной массе появились частые выходы мягкой скальной породы.
Достигнув наконец нужного места, молодые люди с ходу заскочили в большое тёмное пятно в непроглядной уже стене дождя.
«Медвежья пещера», так они называли её между собой, напоминала по форме горшок со слегка удлинённой горловиной. Выкопали её с умом, так, чтобы внутрь не заливалась вода, не задувал ветер и чтобы при этом в ней было светло в дневное время. В дальнем углу пещеры был сложен небольшой очаг, с выдолбленной наверх шахтой дымохода. Лира и Сапран в своё время потратили немало времени и сил, чтобы вычистить шахту от накопившейся за годы земли и камней.
Пещера встретила их полумраком, теплом и запахом дыма. Сапран ощутил неладное первым, отчего ловко выхватил из чехла на поясе боевой топорик и заслонив собой сестру, настороженно уставился в глубину убежища.
У стены, у сложенного из глины и камней горящего очага, на деревянной чурке сидел человек — мужчина. Одет он был для этих мест чудно. Плотный на меху кожаный плащ с воротом до самого подбородка; дорогие, да какой дорогие, баснословной стоимости сапоги с высоким голенищем. Зелёную, с замысловатым рисунком кожу сапог Сапран опознал сразу. Болотная виверна, не иначе. Материал почти волшебный — не мокнет, дышит, сохраняет тепло и невероятно крепок. (Дед их был кожевенных дел мастером, отчего молодой человек в подобных вещах разбирался)
Рост мужчина имел средний, волосы тёмные, собранные в хвост и заправленные за ворот плаща. Лицо приятное, слегка вытянутое. Глаза, как и положено обычно северянам — светлые, вероятно голубые, отсюда не разглядеть.
Что молодых людей удивило, оружия у мужчины не было.
«Ишь ты, словно дворянин какой», — изучая словно час назад выбритое лицо, настороженно изучал незнакомца Сапран.
Особого повода для волнений вроде бы не было: разбойники на Севере встречались редко, слишком сложно им здесь приходилось. Попробуй разбойничать, когда местные ополченцы равны по силе авантюристам бронзового и железного ранга. Но и расслабляться конечно не следовало. Наивные и доверчивые, как знает любой северянин, удобряют землю первыми.
— Эй, какого демона ты жжёшь наши дрова!? — чуть опомнившись и оценив незнакомца как неопасного, уверенно и с вызовом обратился к мужчине Сапран.
Стоит отметить, что Сапран в свои пятнадцать ростом и сложением не сильно отличался от взрослого мужчины. Пожалуй, в этом он был обязан своему отцу — настоящему великану, командиру деревенского ополчения. Владению топором и мечом отец кропотливо и жёстко обучал его с восьми лет, отчего в парне имелась сейчас вполне заслуженная уверенность.
Сестра его, более чуткая и взвешенная несмотря даже на младший возраст, понимая, что брат перегибает палку, возмущённо дёрнула его за низ куртки.
— Если лес мой, то и дрова, стало быть, мои, — изучая вторженцев цепко, но добродушно, неожиданно приятным голосом ответил мужчина.
На сказанное Сапран непонимающе захлопал глазами.
Тем временем незнакомец продолжил:
— Сумрачные белки спариваются зимой, так, чтобы ранней весной, то есть сейчас, родить потомство, которое уже к середине лета становится полностью самостоятельным. Отчего охота на них разрешена с середины лета до первого снега, хотя конечно лучший мех поздней осенью, когда появляется подшёрсток. Местному населению уже лет так сто разъяснено, отчего существует запрет, но для вас, так и быть, повторю. Если бить зверька круглый год, поголовье быстро сокращается и очень скоро придётся ходить за ним далеко, за многие мили, в опасные места. Это не только опасно и неудобно, но чревато проблемами, так как по следам охотников к деревням часто приходят монстры. Как итог, обычно запрет исполняют, а кто не исполняет и пойман, платит штраф в один серебряный за тушку. Вот только для вас серебряная монета многовато будет. Кто не способен заплатить серебром, платит собственной кожей, отчего у меня к тебе вопрос парень — десять или двадцать?
— Что десять или двадцать? — не понял Сапран.
— Десять или двадцать ударов плетью… Вас двое, вы браконьеры, отчего каждому по десять ударов. Но сестра твоя и пяти не выдержит, отчего, думаю, тебе стоит взять её долю на себя.
— Мы, мы… — растерялся молодой человек, так как претензия, собственно, была обоснована и справедлива.
«А может мне его поколотить, чтобы он права не качал?» — слегка придя в себя, подумал Сапран.
Вариант решения проблемы мальчишеским способом показался вдруг неожиданно привлекательным.
— Мы знаем о запрете, — делая шаг вперёд, заговорила Лира, — отчего и пошли за белками так далеко, — шикнула она на брата. — Мать хочет сладить отцу тёплую куртку, вот мы и решили добыть меха. В Северном своде есть поправка, что, когда дичь бьётся для выживания, запрет не действует, — показав неожиданную для своего возраста грамотность, заключила девочка.
— Когда это новая куртка стала «выживанием»? — словно стремясь разглядеть знакомые черты, прищурился на молодых людей мужчина. — И что-то я сомневаюсь, что ваша мать дозволила вам нарушать запрет, как и сомневаюсь, что твой отец позволил тебе взять предмет из снаряжения ополчения, — кивнул мужчина на топорик в руках Сапрана.
Этим незнакомец добил молодого человека окончательно. Удар был, как говорится, не в бровь, а в глаз. Легкий, острый как бритва топор с мифриловым лезвием, зачарованным к тому-же на прочность, принадлежал к снаряжению ополчения. Это снаряжение — высококлассное и дорогое, в деревни распределяли из административных центров. Далее оно распределялось среди ополченцев и использовалось исключительно для защиты поселения. Правило это соблюдали строго, ведь в случае его нарушения деревню могли надолго снять с графика снабжения, что было чревато многими трудностями.
— Ну ладно, так и быть, как местным жителям сокращу наказание до пяти ударов плетью на каждого, а топор, будем считать, я не видел. Хотя конечно, по пути я загляну к твоему отцу и попрошу его всыпать тебе по первое число, заодно поем рулетов с крольчатиной…
