Поле боя – наша стихия.
Кто-то из северян затягивает древнюю песнь битвы. Я уже много раз слышал ее в заснеженных лесах, горах, на берегах рек и озер. С этой песнью на устах северные воины без страха шли на смерть, подставляясь под сокрушительные удары легендарной имперской пехоты или артиллерии. Мы слишком разные и вряд ли когда-то поймем друг друга. Но мы можем сражаться вместе. Даже если завтра нам станется снова повернуть клинки друг против друга.
Вокруг меня появляется белое сияние. Оно ширится, расползается, пока не захватывает всех, кого я пожелаю. Каждый воин, на которого я обращаю мощь Темной, начинает тоже светиться. И это свечение – часть моей собственной силы, переданной другим.
Нас гораздо меньше, но теперь сила и скорость на нашей стороне. Больше никаких пушек, никаких драконов. Только сталь и плоть.
Битва заканчивает почти в сумерках. Но песнь битвы не превращается в песнь победы. Наверное, каждый, кто теперь стоит на поле боя и видит количество мертвецов на нем, чувствует какую-то внутреннюю опустошенность. Каждый из нас убивал не врага – мы убивали друзей. И радости этого быть не может.
Мы сделали грязную работу. Но это не та работа, которая достойна баллад и сказаний. О ней нельзя забывать, но и нельзя превозносить. Это просто этап.
Я вижу лица выживших северян, вижу лица уцелевших халларнов. Они уже в дне завтрашнем, уже думают о возвращении прежнего противника.
А пока у нас еще много работы. Грязной работы.
Нам надо похоронить всех наших убитых.
Эпилог: Тьёрд
— Как ты вернулся? – спрашивает Дэми, поводя пальцем по моей груди.
Там, под тонкой кожей, больше не живет безобразная черная тварь.
Теперь там нет ничего необычного… почти ничего, кроме пульсирующего белого свечения, бьющегося в такт моему собственному сердцу.
Мы лежим в постели, на белых, но порядком измятых простынях, на которых совсем недавно вели себя очень громко.
И следы нашего разврата до сих пор хранят алые от стыда щеки моей жены.
— Не знаю точно, - отвечаю честно. - Тени изменились. Я слышал тебя, но не мог ответить. Бежал, но не смог догнать. Ты исчезла.
— Мне показалось, что ты ответил на мой крик. – Дэми тяжело вздыхает и изо всех сил прижимается к моему плечу. Теперь спит только так – плотно прижавшись ко мне, всегда держа в руке мою руку. – Прости, что я не дождалась.
— Я думал, схожу с ума. Это было слишком нереально, чтобы моя дикая северная кошка пошла в пекло за моей душой.
Она щурится, явно ожидая услышать нечто такое, что очень хочет услышать. И всеми силами меня к этому подталкивает.
— Я умирал там без тебя, - говорю абсолютно искренне.
Мне нечего скрывать и нечего стыдиться. Эта женщина так глубоко пробралась в мою сущность, что даже в безумстве чужого мира я думал только о ней. И, возможно, только поэтому не сошел с ума.
Она улыбается и вскакивает с постели за миг до того, как из колыбели раздается громкий настойчивый плач нашего сына.
Я встаю следом, подхожу к ней, еще немного неуверенно заглядывая через плечо.
Наш сын.
Растет, как в сказках, по часам.
— Ему нужно дать имя, - говорит Дэми, перекладывая мальчишку мне на руки.
Я оторопело смотрю на этот шевелящийся сверток, и чувствую себя полным простофилей.
Видели бы меня Кел’исс и Эр - со смеху бы животы надорвали. Злой беспощадный и бессердечный генерал, гроза Империи, Потрошитель – и дрожит, держа в руках собственного сына.
Кел’исс…
— Я тоже об этом думала, - тихо говорит жена. – Заклинатель костей… Он был достойным человеком.
Когда-нибудь я привыкну, что мы можем читать друг друга без слов.
— Келл, - говорю сыну, и он на мгновение замирает, причмокивая губами, словно пробует имя на вкус. – Он был бы горд до усрачки, что кто-то получил его чертово имя.
— Тебе обязательно улетать? – спрашивает Дэми, ласковой змейкой обвиваясь вокруг моего локтя. – Я не буду знать покоя ни в одну из ночей, которую ты проведешь не в моей постели.
Я и сам боюсь оставлять ее одну. Но оставить придется.
— Я все еще халларнский генерал, Дэми. Правая рука Императора.
Она молчит, явно давая мне возможность продолжить самому. Мы не разговаривали на тему наших народов. Пока кругом много работы – причин хвататься лишний раз за меч куда как меньше. А работы все еще много.
Без помощи северян Красный шип не устоял бы. Люди, посланные Дэми перехватить пушки противника, в лесу наткнулись на своих – небольшой отряд, выдвинувшийся узнать, что творится в районе замка. Не знаю, как долго и о чем они говорили, но северяне не только не преградили путь своим собратьям из Красного шипа, но, не жалея лошадей, разлетелись по окрестным деревням. За одни сутки поднялось несколько сотен северных воинов. Поднялись, чтобы помочь той, кого они же сами недавно чуть не сожгли, но которая показала им отметины на шеях их обезумевших товарищей.
Они ни о чем не просили, не ставили условий. Они пришли драться за женщину, к которой испытывали странную благодарность. Мне сложно понять, что именно толкнуло их на риск умереть здесь и сейчас, а не отсидеться в стороне, чтобы потом прийти и добить выживших. Извращенное чувство справедливости? Кто их, дикарей, знает. Надеюсь, когда-нибудь я смогу понять их мотивы. Потому что теперь у Севера есть шанс, какого не было ни у одной другой завоеванной империей провинции.
— Ты была права, иногда надо выждать, чтобы потом поднять голову и нанести ответный удар. Твой народ доказал, что его удар направлен не обезумевшим от горя слепцом, но разумным воином. Я никогда не смогу сказать, как благодарен Северу за то, что он уберег тебя для меня, за то, что уберег халларнов от нас же самих. Но я попробую уговорить Эра дать Северу… послабления. Он должен мне – и не сможет отказать. Халларны уйдут с твоих земель.
— А синалум? Вы же пришли ради него.
— Ну, - подмигиваю, чтобы немного развеять подступающую к глотке тоску разлуки. – Торговлю еще никто не отменял. Надеюсь, мы сможем договориться.
Я чувствую, как она вздрагивает всем телом.
Как ее слезы скатываются по моему плечу.
Я не ошибся в этой женщине.
Мне нужна была мать для моего ребенка, но в ней я нашел куда больше – в ней я нашел покой для своей истерзанной души.
Возможно, у нас есть будущее.
Возможно, оно есть у нас всех.
