— Отведите меня в ее комнату. — потребовал у горем убитой нимфы. Та лила горькие слезы, но меня этим не проймешь, лучше нужно было воспитывать свое чадо, чтобы потом не глотать слезы. Да и у меня бы проблем из—за этого не возникло.
Она отвела меня в комнату сбежавшей невесты, там меня ждал ошеломляющий сюрприз: девушка, жившая в этой комнате, была ко мне явно неравнодушна. Напротив кровати висел мой портрет, на нем я изображен в той же одежде, в который приезжал сюда однажды. Странно, я что—то не помню, чтобы позировал кому—то тут… Видя недоумение на моем лице, мать Веланы пояснила.
— Она сама Вас рисовала, по памяти, вот, есть еще ее наброски с Вашим изображением. — протягивая папку, сказала она мне. — Теперь понимаете, что не может девушка, всей душой любящая своего жениха, и которая ожидала этой встречи с нетерпением, просто так взять и убежать! Не такая Вел, я ее знаю!
— Оставьте меня. — приказал я ее матери. Мне нужно было немного прийти в себя и разобраться, что, черт возьми, происходит! Ведь очевидно, что я ей нравился, это немного меня успокоило, но тогда зачем этот побег? Я никак не мог понять. А может, ее просто выкрали? От этой мысли меня пробил холодный пот. И тут я услышал, как дверь открылась…
— Что Вы делаете в моей комнате? — Велана? Я не мог поверить, что страшное позади, она все—таки никуда не убежала, и с ней ничего ужасного не случилось. Но когда я развернулся на голос, меня постигло горькое разочарование. Говорящая была нимфой, но не моей красавицей с необычным сине—сиреневым цветом глаз, которые сразу пленили меня. Та, что стояла напротив меня, тоже была красивой, впрочем, как и многие представительницы этой расы, но ее красота меня не трогала. Было в ней что—то отталкивающее, несмотря на внешнюю красоту, один только взгляд говорил, что передо мной похотливая расчетливая тварь. Я прекрасно понимал, что вошедшая в комнату нимфа, которая бесстыдно демонстрировала мне свои прелести, никак не могла быть хозяйкой этой комнаты.
— Вашей? — задал я вопрос и включился в ее игру, пусть думает, что я ничего не подозреваю.
— Да, моей. — ответила она мне, мельком посмотрела на мой портрет, висящий на стене и стыдливо опустила глаза. Мне так и хотелась ее сказать: «Плохо играешь, сучка, покраснеть забыла!» Не знаю, по какой причине, но я возненавидел ее с первого взгляда. — Я понимаю, что Вам сейчас очень больно, — начала лживая дрянь меня обрабатывать.
— С чего вдруг? — усмехнулся я в ответ.
— Как же, эта распутница так с Вами поступила! — изобразила она возмущение на своем лживом лице.
— Распутница? А откуда Вам известны столь интимные подробности о Велане? — задал вопрос, а сам еле сдерживался, чтобы не придушить эту тварь. Ну не мог я поверить, что девочка, которая была на портрете, задевшая мое сердце — распутница, слишком невинным и чистым был ее взгляд. Видно же, что лжет, только для чего?
— Я ее родная сестра, кому, как не мне, знать об этом, я ее отговаривала, просила не изменять Вам, а она отказывалась меня слушать, говорила, что хочет попробовать больше мужчин перед тем, как стать Вашей женой. Хотя, я уверена, даже будь она замужем, точно не прекратила бы вести разгульный образ жизни!
— Очень интересная версия, а ваша мама говорит об обратном. Что на это скажете?
— А куда маме деваться, упустила дочь, вот и обманывает Вас, ведь доказать обратное никто не сможет. Велана убежала с очередным любовником, и теперь она не вернется к нам больше никогда! — и эта актриса доморощенная попыталась выдавить слезу, якобы это ее едва ли не убивало.
— Это еще почему? — удивился я.
— Как, почему? Сегодня вечером отец обряд отлучения ее от рода будет проводить, она подвела нас всех, ведь на этот брак возлагали большие надежды! Такое не прощают!
— И вам не жалко сестру? — спросил «праведную» нимфу, на которой, судя по ее поведению, клемма ставить было некуда.
— А что толку от моей жалости? Роду это никак не поможет. — перешла она в наступление, теперь понятно, сейчас себя начнет предлагать, детский сад, ей—богу!
— Не поможет, верно. — решил прекратить это представление, знаю, сейчас начнется контрнаступление, последует признание в неземной любви ко мне и т. д.
— Но мы можем все исправить! Женитесь на мне, я Вас люблю всем сердцем, я каждый вечер засыпаю, думая о Вас, смотря на Ваш протрет. — «Ну, вот и началось!» Я этого цирка за свою жизнь столько насмотрелся и наслушался, что могу с точностью сказать, какие слова последуют.
— А как же утро? — решил поиздеваться немного над лгуньей.
— Не поняла? — удивленно захлопала она ресничками.
— Я спрашиваю, утром, когда просыпаетесь, тоже думаете?
— Да, конечно, глаза открываю, и Ваш образ передо мной, так сразу начинаю думать. — так ты еще и дура, к тому же. Не повезло другу отца с дочерью.
— Нет, Вы мне не подходите. Мне не нужна такая жена, которая меня вспоминает только когда портрет видит. — направляясь к выходу из комнаты, ответил я.
— Ты ошибаешься! — хватаясь за мою руку, истерично воскликнула она.
— Руку убрала! — послал ей предупреждающий взгляд, который дал понять, что шутки закончились. Она поняла, что сейчас со мной лучше не связываться. Убрала свою конечность, и я благополучно покинул комнату.
Чуть позже мы все собрались на месте, где отец Веланы должен был совершить обряд. Мать девушки стояла с поникшей головой, да и понятно, частичку души нимфы, заключенной в сосуд в виде капли, сегодня снимут с древа рода, после этого ее дочери путь на родину будет закрыт, да и защиты рода она лишится. Теперь она могла стать товаром, и ее мог бы купить любой желающий в свой гарем, ведь нимфы славились своим умением ублажать мужчин, поэтому на них быстро находился покупатель. Но только не в этом случае. Как только душу нимфы сняли с дерева, я потребовал…
— Эта душа, согласно договора, должна принадлежать мне, — начал я. Народ возмущенно загалдел, а мне плевать, что они об этом думают, она будет принадлежать мне, и точка.
— Она не достойна, чтобы ее спасали! — закричала ее сестра, выходя в центр и держа какой—то листок в руке. — Вы просили доказательство ее падения, так вот оно! — она сунула бумагу мне в руку, я бегло прочитал письмо, в котором, если коротко, то было написано, что Велана не любит меня и не желает быть моей женой, так как полюбила другого. Я думал, что это подделка, но подошедшая мать посмотрела на подчерк и разрыдалась, стало понятно, что письмо писала она. Чувство ярости переполняло меня. Ну уж нет, так просто я этого не оставлю, она моя, и по—другому быть не будет.
— Требую обряд «Аривил», — от услышанного мать беглянки воскликнула, хватаясь за сердце.
— Пощади, умоляю! — срывающимся от слез голосом, закричала она. Ее испуг за дочь был понятен, ведь как только обряд будет проведен, я вберу душу ее дочери в себя и стану полноправным ее хозяином. Она перестанет принадлежать себе и превратится в послушную рабу, которая будет жить только тем, чтобы служить мне. Но только, конечно, если я решусь провести обряд полного подчинения, для этого мне нужна сама беглянка. А вот буду делать я его, или нет, все зависит от нее. Будет сопротивляться — совершу его, не задумываясь! Видимо, сестра поняла, что я могу и не делать этого, только поэтому возмутилась вновь.
