Прежде чем зайти в комнату, Майкрофт протянул руку к выключателю и погасил свет. Его улыбка утратила свою приятность.
Остальные гуськом вошли за ним. Они по очереди расходились вправо и влево, прижимаясь к закругленным стенам, чтобы образовать смыкающиеся вокруг нас клещи. Синерджистов было человек десять-двенадцать, остальные, по-видимому, наблюдали снаружи, как часовые в лунном свете.
Я переводил глаза с лица на лицо, они бесстрастно отражали мой взгляд. Даже Джилли, тоже бывшая среди них, не выказывала никаких чувств. Я ожидал злобного взгляда хотя бы от друга Кинселлы, но он тоже сохранял каменную холодность.
— Чем... — Мой голос сорвался, и мне пришлось начать снова: — Чем можем служить, Майкрофт?
Мне казалось, что это прозвучало неплохо в данной ситуации, но, похоже, никого не развеселило, и меньше всех меня самого.
— Больше ничем, — ответил он, и от мысли, что мы уже не сможем ему пригодиться, мне стало еще холоднее. Майкрофт указал тростью на Мидж: — Она могла мне помочь, но решила иначе. И в этом я виню тебя. — Его трость уперлась в меня.
Я покачал головой, не соглашаясь:
— Мы так и не поняли, что происходит. Мы не хотим с тобой враждовать, Майкрофт, и вовсе не собираемся препятствовать твоему Великому Плану, в чем бы он ни заключался, черт бы его побрал. Так может быть, ты просто исключишь нас из него?
— К сожалению, слишком поздно. Вы стали неразрывной частью Грэмери.
— Это безумие. Тебе нужен коттедж? Бери его. Но предложи разумную цену. Поторгуемся, черт возьми! — И я в самом деле собирался поторговаться.
— Нет!
Это выкрикнула отскочившая от меня Мидж.
— Разве ты не понял, зачем ему нужен Грэмери и почему Флора так боролась, чтобы не пускать их сюда? — спросила она меня. — Он же сам сказал нам в своем Храме, не помнишь, что ли!
Я снова покачал головой, на этот раз безучастно.
— Грэмери или, по крайней мере, земля, на которой он стоит, — это канал, которым он пользуется, это какой-то источник энергии. Разве ты не видишь? Тот, кто занимает коттедж, становится хранителем этой энергии. Как Флора, как те, кто жил здесь до нее и еще раньше. Наверное, цепь бесконечна.
Месяцем раньше — нет, неделей раньше — я бы расхохотался над таким предположением. Это было трудно переварить, впрочем, как и все прочее, что здесь происходило. И не сам ли я недавно выдвигал схожие идеи?
Похоже, Майкрофта это позабавило.
— Наконец вы начали понимать. Вы чувствуете Волшебство, которое дает жизнь этой земле, делает воздух пригодным для дыхания, создает родники, становящиеся реками, из которых мы можем пить, дает пищу, чтобы поддерживать нас Вы могли бы представить, что все, среди чего мы живем, — это чистая случайность, что у Природы нет плана, нет движущей силы? Разве вы не видите, что внутри этой планеты существуют источники, которые невозможно понять? Источники, востребованные за века только просвещенными? Или вы так глупы, что считаете, будто все эти старые легенды, сказки о колдунах, ведьмах, о волшебных королевствах не более чем детские россказни? — Он громко расхохотался, истинный Карлофф, и по комнате прокатился одобрительный шепот его прихвостней.
— Та глупая ведьма, — продолжал Майкрофт, действительно оскалив зубы, — помешала мне перешагнуть расщелину, помешала мне впитать в себя здешний потенциал, не дала мне воспользоваться жизненным эфиром, что течет из этой точки в земную кору. Но она была стара и слаба и вскоре устранилась с пути.
В этом месте я начал хихикать. Возможно, это начиналась истерика от сочетания усталости и страха, но я не мог избавиться от впечатления, что ситуация выходит из-под контроля. Бог знает почему, но я продолжал представлять, как бы приземленный старый добрый Боб отнесся к этой филиппике Майкрофта Боже, он бы веселился целую неделю! Чем больше я думал об этом, тем смешнее мне все это казалось. Я упал на спину, опершись рукой на диван.
Но Майкрофту не понравился мой смех. Ни капельки не понравился. Он снова указал своей тростью в направлении меня, и я вдруг понял, что он пользуется ею как волшебной палочкой. Волшебник Майкрофт со своей паршивой палочкой! Мне стало так смешно, что из глаз покатились слезы.
Мидж смотрела на меня, будто я окончательно спятил (и вероятно, я был близок к этому). Мне хотелось, чтобы и она оценила весь комизм ситуации, но я так хохотал, что не мог выговорить ни слова. Только представить рожу Боба, выслушавшего всю эту галиматью, которую только что произнес Майкрофт! Нет, это слишком, слишком!
Собравшиеся в комнате синерджисты уставились на меня. Боже, они так и не поняли всего юмора!
Я зарылся лицом в мягкую обивку дивана, мои плечи содрогались от смеха. Мне хотелось спросить Майкрофта, куда он спрятал свою остроконечную шляпу и черный кафтан, но я слишком задыхался, чтобы выговорить все это. И тут я почувствовал, что диван подо мной пошел волнами. Все еще хихикая, я удивленно посмотрел на свою руку. Моя вытянутая рука колыхалась вверх-вниз вместе с движением дивана.
В ветхой поверхности протерлась дырка, и оттуда, шевеля ножками, выползло что-то черное. За ним последовала другая тварь с множеством ножек, она тоже выскочила из дыры и поспешила прочь. А потом еще и еще, они превратились в непрерывный поток черных клопов.
Появились новые дыры. Вылезали новые клопы. Новые дыры. Новые клопы.
Соскочив с дивана, я в ужасе смотрел, как сотни — тысячи! — клопов прогрызали материю, и диван вскоре превратился в блестящую черную копошащуюся массу. Они строились в строгие ряды и спешили к краю дивана, чтобы упасть на пол и подползти к моей отставленной ноге.
Тогда мне вспомнилось, что в последний раз Боб не был таким уж веселым в этой комнате (его остроумие вытеснил страх), и мой собственный безумный юмор тоже улетучился. Я поджал ногу, когда на нее забрался первый клоп.
— Прекратите, прекратите! — закричала на Майкрофта Мидж, но он только улыбнулся ей. — Нельзя использовать Грэмери подобным образом! Он предназначен для добра, а не для ваших извращений! — Ее глаза горели, лицо исказилось гневом.
— Энергию, заключенную в этом месте, можно использовать любым образом по выбору принимающего ее, — ответил Майкрофт. — Старушка больше не могла направлять ее силу, она была слишком слаба и с годами утратила твердость.
— Вы убили ее!
Теперь он осклабился, очевидно, ему понравилась эта мысль.
— Да, да, полагаю, убил. Видите ли, я искушал ее другой стороной — тем, что вы и вам подобные можете называть темной стороной Волшебства. Смерть старушки была совершенно неожиданной. — Он словно сам удивился, а потом щелкнул пальцами. — Вот так! Вот она жива — и вот мертва. Видите ли, она не сумела справиться с откровением, не смогла принять черную изнанку собственной души. Как еще я мог бы открыть старушке такую темноту, если бы эта тьма не таилась в ней самой? Странно, как быстро разложилось ее тело, словно эта порочность внутри прошла сквозь физическую сущность и иссушила ее, как старый чернослив. — Он хохотнул, не замечая отвращения на лице у Мидж.
