— Есть. Но пройдут. А на постельном режиме, я у себя побыть смогу.
— Нет, Стася, категорически.
Русанова по взгляду Федоровича поняла: пока она в медчасти, дело ее на тормозах спустить легче будет.
— Как скажешь, — согласилась.
— Ну, вот и ладно, — поднялся. — Пойду ходатайствовать, а ты не шали, побудь смирной девочкой.
— Тяжело, но ради тебя готова на любые жертвы, — бросила с насмешкой. Иван хмыкнул: ох, Стаська, ничего ее не берет, не меняет.
И вышел, а Стася перестала улыбаться.
На душе противно было до слез и воя. Болела она еще и все простить да оправдать Илью пыталась. Но что ему от ее прощения? Устроился хорошо: благодетели, богатства, планы на будущее с выбором теплого места.
Когда, в какой момент, из-за чего Илья превратился в приспособленца, подозрительного, непримиримого, озлобленного и корыстного типа? Если б не было к этому предрасположенности, никаких изменений бы не произошло. Но видно это все сидело в нем, удачно маскировалось и благополучно жило, а потом развилось в благоприятной среде — в той ситуации, в которую попал.
Права ли она, что "до свиданья" не сказав, ушла? Но если бы осталась — ничего бы не изменила. Решение Илья принял без нее и за нее, домой не собирался, зато ясно, что хотел использовать ее, как вещь, предмет, удобную подушку. А роль не по ней и даже этого не понял, примиряя. Значит не любил, не понимал, не вспоминал. Женился там…
Станиславе было тошно от понимания, что плыла она в собственной иллюзии на счет Ильи, их отношений, а он всего лишь как хамелеон, подстраивался под среду и окружение. Печально.
Она считала его почти идеальным.
Выдумка и лишь ее проблема. Урок на будущее — не обольщайся. Но с другой стороны, как жить подозревая всех и каждого? Илья в этом преуспел, но счастлив ли?
А впрочем, счастье у каждого свое, как жизнь, которую каждый выбирает себе сам и строит тоже. Главное, чтобы твои частные планы, твои эскизы не мешали общему. Здесь, видимо, проект будущего Ильи претил проекту будущего остальных, но там, в средневековье, ему нашлось место, учитывая качества характера, что в нем открылись. Что ж, все правильно, все верно. Свобода выбора — право каждого и сетовать тут не на что. Илья выбрал удобную и необременительную роль богатого, но никому ничем необязанного сеньора, жизнь без риска и для себя. Станислава не могла и не имела права осуждать или препятствовать его стремленьям. Илью она не выдаст. Другое дело, что ее подобная жизнь не прельщала, как не мог прельстить подобный человек. Но это уже ее мнение, а значит, ее право. Ивану знать о том, что его брат обычный дезертир, не стоит. Он будет огорчен и возмущен, начнет переживать, пойдет туда, попытается найти Илью и объясниться. К чему? Пусть лучше Федорович младший для всех и в частности для старшего брата останется верным, чистым, светлым человеком хоть в памяти. Возможно, уверенность в том через века и годы именно в такого Илью и превратит.
А что еще она могла бы сделать для него? И что может сделать для Ивана?
Больно пусть будет только ей. Пройдет, забудется — переболеет. Потери нет — есть приобретенье опыта и пониманья своих, чужих ошибок. А остальное небольшая плата за миг и счастья что все же было, и урока пусть жестокого, но четкого в определении. Все верно, правильно. Неправильно и не бывает — бывает непонятно.
Конечно, неприятно, когда разбиваются мечты, но тут ее вина. Она хотела найти Илью, а что там дальше не подумала и не представила. Нашла… Остальное ясно — Илья о том же не мечтал. Он думал о себе. Свои обиды множил. И вот результат — ничего и нет, как нет того Ильи и той влюбленной Стаси, и не могло быть по-другому.
Дверь с шорохом открылась, на пороге робко затоптался Чиж с огромными пакетами на руках: в одном апельсины, в другом персики.
— Хм, — выдала Стася и ткнула пальцем в сторону пакетов. — Это мне?
— Да, — несмело прошел и, отодвинув чуть в сторону пакет Ивана, водрузил презент на столик у постели. — Витамины.
Женщина вздохнула, с некоторой опаской покосившись за фрукты:
— Спасибо.
— Не за что, — успокоился, заулыбался и сел на стул. — Как дела, как самочувствие?
— Отлично, — заверила и покосилась опять на пакеты: если не придется насиловать свой организм залежами витаминов. — Как у вас? Что новенького?
— Да без тебя жизнь как-то тормознула… Я знал, что ты вернешься, верил. Помнишь, ты говорила — представь и поверь, устрой будущее сам.
Русанова вздохнула: там Теофил, здесь Николай и оба об одном.
И хмыкнула:
— Забавно, право.
— В каком смысле? — нахмурился Чиж.
— В том, что ситуации постоянно повторяются. Не точно, но настолько похоже, что спутать трудно. Как отражение в кривом зеркале.
— Старая истина: все новое — хорошо забытое старое.
— Да, все повторяется. Не решил проблему, а отодвинул, она вернется в более настойчивой форме, — загрустила. — Хороший ты человек, Николай, но на счет меня зря планы строишь. Другом тебе быть рада, но на большее, вряд ли способна.
— Куда-то торопишься? Я нет. Главное ты дома, главное — рядом. Остальное по ходу жизни решим.
Стася хмыкнула: дожили, восьмерка учит шестерку!
— Спасибо, — улыбнулась.
— Не за что.
— За веру. Наверняка, она меня и вернула.
— Тогда я тоже рад. Очень. Способный ученик, да?
Женщина засмеялась.
В палату с шумом и как всегда не вовремя ввалились Сван и Иштван:
— Привет больным! — бухнули прямо на постель пакеты с цитрусами. Стася не сдержала восклицанья:
— Ооо! Слушайте, кто из вас решил, что я люблю апельсины?!
— Я! — признался Сван и взял один из пакета.
— А разве не любишь? — уточнил Чиж.
— Терпеть не могу!
— Поздно, — хохотнул Иштван. — Придется есть.
— Ага. Я пока почищу, а ты рассказывай, где гастролировала, — уселся на край постели Сван под неодобрительный взгляд Николая.
— Не жжет? — спросил у него Пеши.
— Чего?
— Видишь, как Коля на тебя смотрит? Два факела в глазах, поджигают…
— Не, он душит, медленно…
— Садисты! — хмыкнула Стася. Чиж улыбнулся:
— Шутники.
— Верные друзья, — уточнил тот и уставился на Стасю. — Ты где бродила? Не увиливай, рассказывай. Мы за тобой в тысяча двести третий год ходили. Даже в самоволке были — к графу Тулузскому наведались, пообщались. Ничего мужчина, понятливый. Болтал резво, но не по делу.
— К Раймунду?
— Ишь как она, — ухмыльнулся Сван, кинул очищенный апельсин. — Ваша порция витаминов.
