– И девку забирайте! Она вместе с Лазарем смуту вносила, добрых молодцев стравливала! – крикнул Светунец.
– Что?! Да как ты смеешь, сморчок недоношенный?! – возмутилась я до глубины души и изо всех сил пнула его коленкой в больное для мужчин место.
Светунец позеленел, и от ярости тоже.
– Ну я тебе, Грушка-игрушка, сделаю подарочек, – прошипел он сквозь зубы и заорал во весь голос: – Девка эта хвалилась, что со всей дружиной князевой перетрахалась и ни одного свежего перца не нашла, все сушеные!
Глава 37ШОУ ДВОЙНИКОВ
Стражники возмущенно загудели и потащили меня за собой.
– Да не говорила я!
– Язычок твой, Грушка, не всегда тебе друг, – бросил гневно командир отряда, склонившись к моему уху.
Видно, девчонка, за которую меня принимают, и здесь отметилась.
Что ж делать-то теперь?
Я попыталась упереться в дверях, но разве моим тонким ручкам состязаться с ручищами древнерусских добрых (или недобрых) молодцев? Только и успела заметить ехидный взгляд подлеца Светунца. Меня вытащили на улицу и под свист и улюлюканье наблюдателей потащили к княжескому терему. В дверях мы столкнулись с новым лицом в этой трагикомедии. Это был русоволосый молодой мужчина с простоватым, добродушным лицом.
– Малинка?! – крикнул он, прищурившись. – А куда это вы ее тащите?
Если посетители кабака дружно видели во мне Грушку, то этот принял меня за другую.
– Помогите! – рванулась я к нему.
– Отпустите Малинку! Это же невеста моя! Кузнеца Власа Славия дочь!
– Да, это я!
Рано я радовалась, моего новоявленного «жениха» ухватили Светунец с друзьями за руки и потащили назад. До меня еще доносились голоса:
– С ума ты, Вернидуб, что ли, сошел?
– Это Грушка, гулящая девка, пущай посидит в яме!
– Уж не хворь ли у тебя с глазами приключилась? Меня видишь?
Без суда и следствия, не обращая внимания на мои крики: «Я буду жаловаться князю! Я буду жаловаться на князя!», меня спустили на веревке в глубокую яму и надвинули сверху решетку. А куда Кащея дели, вообще не видела.
Провалили мы миссию. Скоро обнаружится, что настоящие Груша и Лазарь гуляют на свободе и ни слухом ни духом не знают о сегодняшних событиях в «Старом сапожнике».
Какой срок, интересно, здесь дают за самозванство? А вдруг сочтут нас колдунами? Интересно, тут не практикуется сожжение на костре? Или причастность к ведьмовскому народу здесь проверяют погружением подозреваемых в воду: не утопла – ведьма, утопла – значит, невинная была? Я еще немного порылась в мозгах, выуживая сведения об отношении в разные исторические времена к необъяснимым явлениям. Ой, кажется, нужно сматывать удочки, пока трамваи ходят.
Я внимательно осмотрела свою «камеру предварительного заключения» и не нашла никаких возможностей для побега. Улеглась головой на сумку (ее пытались конфисковать, но, когда я закричала, что там «предметы женской гигиены», оставили) и, размышляя, как там Кащей, незаметно для себя уснула.
– Малинка! Малинка, чтоб тебя днем и ночью, и только я! Малинка!
Во сне я превратилась в сорокадевятикилограммовую сочную ягоду малину, которую кто-то пытался съесть.
– Малинка! Сонь тьмутараканская! Просыпайся!
Меня больно щелкнул по носу камешек, и я испуганно подскочила. Кто? Что? Бежать? Куда?
Тьфу ты, чего только не покажется спросонья, бежать-то некуда, и я собралась досмотреть свой странный сон.
– Малинка!
Наконец-то до меня дошло, что сиплый шепот доносится сверху. Я подняла глаза. Тяжелая решетка была сдвинута в сторону, и в яму заглядывало румяное лицо добра молодца, называвшего меня намедни Малинкой и своей невестой.
Кажется, дела начинают сдвигаться с мертвой точки! Если этот древнерусский богатырь считает себя моим женихом, он просто обязан спасти свою суженую от тягот заключения.
Как же его там называли? Вернидуб, вот! Точно!
– Я здесь!
– Веревку лови!
Я живо набросила на плечо сумку, подхватила веревку и, упираясь ногами в стену, подтягиваемая «женишком», выбралась на поверхность.
Здоровый, как медведь, Вернидуб подхватил меня, облапывая ручищами где только можно (и где нельзя – тоже). И только я рот открыла «спасибо» сказать, закрыл мне его поцелуем.
– Мм, – попыталась я совершенно безрезультатно вырваться, – мм!
А совсем даже неплохо они целуются в своем Китеже!
Когда он отпустил меня, минут через пять, я даже не нашлась что сказать, а он отстранился, оглядев меня страстным взглядом.
– Да ты еще краше стала, Малинка! А целуешься… Стой, а кто это тебя так научил? Когда успела? – Взгляд его потемнел.
– Что ты, Дубушка! Это оттого, что ты меня из тюрьмы вызволил, чувства во мне проснулись особые, само собой так получилося. – Я стеснительно опустила глаза.
– На пользу тебе яма пошла, милая моя. И называешь меня как ласково, раньше только Дубинушкой кликала.
И Вернидуб снова собрался целоваться:
– Стой, Дубушка! Нам отсюда убираться побыстрее надо, пока стража не подоспела.
– Да стражники Стоян и Ломонос беспробудным сном уже спят.
Неужели он из-за меня двух людей замочил?!
– Знаешь, сколько я медовухи им приволок? – ухмыльнулся «жених» и полез мне под сарафан.
Да, что-то строгим нравом в Китеже девицы не отличаются…
– Дубушка! Давай уходить, не они, так другие явятся.
– Точно. Помешают любиться нам с тобой. А я такого не люблю. Так пошли, вот только до травушки-муравушки доберемся, и…
– Слушай, Дубушка! Только нам нужно сначала того парня, которого стражники вместе со мной забрали, освободить.
– Что-о?! Лазаря?! Так это ты с ним целоваться училась?! Говорил мне Светунец…
– Да не Лазарь он. Честное слово! Это брат мой, как говорится, единоутробный.
– Не было у тебя брата отродясь!
– Так я тоже о нем только вчера узнала.
– Да откуда он взялся? И почему с Лазарем так схож?
– Ах, Дубушка, там такая запутанная история и длинная. Я тебе все-все расскажу. Только не сейчас. Брата моего спасти надобно и из города вывести, как только Китеж из озера вынырнет.
– Не могу поверить, – схватился за ворот рубахи Вернидуб. – Больно он на Лазаря похож.
