Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
* * *
Если кони тахи и принадлежат к определенному региону, то принадлежат они к миру Центральной Азии, где земли не перечеркнуты заборами и оградами, где плавные холмы напоминают океанские волны, где сельские края покрыты лугами и зарослями кустарников, где идти пешком просто немыслимо, потому что невозможно дойти до следующего склона, но можно скакать, скакать и скакать, если у тебя есть лошадь; где самозабвенно носились перволошади, гиппарионы и, наконец, представители славного рода Equus, пасшиеся среди зеленых трав и цветущих лугов, дарованных лошадям и людям происшедшей 100 млн лет назад Меловой наземной революцией.
Это Страна лошадей – с большой буквы.
Одного взгляда на тахи достаточно, чтобы понять: его место здесь. Одновременно нетрудно заметить, что он не похож на привычных нам лошадей. Ему не дано изящество коня из Фогельхерда. Темная полоса вдоль спины выдает его происхождение. Широкие передние резцы массивнее зубов других лошадей, а необычно большая челюсть достаточно велика, чтобы вместить столь же крупные моляры.
И еще – на нем нельзя ездить. Он непокорен по самой своей природе. Жеребцы тахи часто бывают чрезвычайно агрессивными. Смитсоновский биологический институт реализует программу размножения тахи в Фронт-Ройал, Виргиния, где ветеринары учатся искусственному осеменению лошадей, что, несомненно, поможет увеличить численность общемирового поголовья тахи. Посещая Фронт-Ройал, я остановилась возле городского центра помощи туристам и разговорилась с волонтером, рассказавшим мне о том, как однажды беспечно остановился возле ограды, за которой находился жеребец тахи. Едва он успел подумать про себя: «хорошая лошадка», жеребец во мгновение ока бросился на него с оскаленными зубами, готовый отхватить кус человеческой плоти. Впечатление было сильным, но к любви не склоняющим.
Действительно, поладить с тахи не слишком просто, однако монголов это не смущает. В качестве национального символа он воплощает в Монголии дух независимости. Монголы считают удачей иметь жеребенка, которого их домашняя кобыла зачала от коня тахи, гены которого придают потомству выносливость и крепость. Тахи представляет собой генетическую аномалию. Верховые кони, в том числе и монгольские, имеют 64 хромосомы, а у тахи 66 хромосом. Тем не менее тахи и домашние лошади легко скрещиваются и производят способных к размножению жеребят. У таких жеребят 65 хромосом, однако если затем случить выросшего жеребца с домашней кобылой, у потомства будет стандартное число хромосом – 64.
Некоторые исследователи ранее предполагали, что тахи являются предками современных лошадей, однако недавние генетические исследования позволили обнаружить, что тахи отделились от основного ствола эволюции лошадей около 160 000 лет назад, вскоре после того, как на африканских равнинах возник Homo sapiens. Таким образом, тахи представляет собой боковую ветвь эволюции лошадей, будучи неким современным подобием мегагиппуса, эволюционного тупика, о котором мне рассказывал Мэтью Мильбахлер в Американском музее естественной истории. Тахи нельзя назвать тем корнем, из которого выросли современные кони, – они просто их близкие родственники.
То, что тахи – своего рода эмблема современной Монголии, мне стало ясно в тот самый момент, когда я сошла в Улан-Баторе с самолета. Монголы обожают это животное. Я беседовала о тахи со многими людьми, и все были в восторге от того, что кони вернулись на родину. Эмблемой государственной авиакомпании, на самолете которой я летела, стала синяя голова лошади в желтом круге, причем синий цвет означает, что Монголия является страной Вечного Синего Неба[199], а желтый – что солнце вечно сияет над этим сухопутным народом. При всей внутренней привязанности монголов к лошадям, в их сердцах находится особое место и для тахи, для этих бесстрашных и неукротимых блудных детей своего отечества, потерянных было для него, но вернувшихся домой. Каждый раз, когда я произносила слово «тахи», мои собеседники млели от восторга.
* * *
Улан-Батор, еще два десятилетия назад представлявший собой небольшой сельский городок, в котором кони и благородные олени попадались чаще, чем автомобили, теперь превратился в крупный международный центр. Найти место праздника оказалось не просто, однако водитель моего такси был настойчив. Оказалось, что мне дали неправильный адрес, и сначала мы приехали в какой-то глухой переулок. Затем он привез меня в центр оформления лицензий иностранным охотникам на право добыть монгольскую крупную дичь. Проводники-охотоведы очень быстро поняли, что у нас разные интересы. Они отослали нас в буддийский монастырь, где монахи в золотых облачениях с благосклонными улыбками выслушали нас, ничего не поняв при этом. Я уже ждала, что таксист поднимет руки и сдастся, но не тут-то было. Не так-то прост этот целеустремленный народ!
Наконец мы подъехали к небольшому зданию, относящемуся к национальному парку. Фотографии тахи покрывали все стены здания. Мой таксист победоносно улыбался. Помещение было до отказа набито монголами, было и несколько европейцев, в том числе Инге и ее коллега Пит Вит, опытный эксперт в области городской фауны и опора программы спасения тахи. Помимо участия в кампании по реинтродукции тахи в Хустай, Вит много работал в Африке в рамках программ обучения местных жителей охране дикой фауны, расходованию водных ресурсов и внедрению ответственного лесопользования. В сложной в политическом отношении стране Гвинея-Бисау он учредил в память своего трагически погибшего сына важную исследовательскую и природоохранную программу «Чимбо», направленную на спасение находящихся под угрозой полного уничтожения западноафриканских шимпанзе. Кроме того, он – председатель Комиссии IUCN (Международного союза по охране природы) по управлению экосистемами. Реинтродукция видов требует значительного опыта, и Вит, посвятивший этому делу всю свою жизнь, считается одним из лучших специалистов в этой области.
К тому моменту, когда я попала на этот праздник, тахи прожили на воле уже два десятилетия, однако три дня, наполненные речами в честь возвращения «нашей дорогой лошади», тем не менее показали, что пока еще никто не воспринимает этих коней как данность. Они остаются живым сокровищем – подобно австрийским липицианам. Невзирая на все попытки, за три бурных дня я сумела усвоить очень немного монгольских слов, однако часто, едва ли не каждые десять минут рядом со мной звучали два произнесенных с гордостью слова: «монгол тах, монгол тах». Я их никогда не забуду.
* * *
За время этой конференции я познакомилась со многими людьми, участвовавшими в спасении блудных пони. После появления в Хустае первых лошадей к проекту присоединились многие монгольские чиновники и ученые. Яхин Цэрэнделег присматривал за размножением лошадей. Он умер почти в то же время, что и Ян Боуман, однако его сын до сих пор участвует в проекте. Еще я познакомилась с Банди Намкаем, директором Хустая с самого первого дня существования парка. Хотя Хустай первоначально задумывался как охранная территория для обитания лошадей, масштабы его с тех пор значительно увеличились. Теперь Хустай считается национальным парком, и на его территории охраняются не только лошади-тахи, но и находящиеся в опасности виды птиц, газели, благородные олени, сурки, волки, барсуки, крупные и мелкие кошки и разнообразные растения.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
