Лишь одно воскресенье, Без надежды воскреснуть, Ты меня разлюбила, Навек прощай!
Когда мужчина вышел, просто Лекс встал.
– Пойдемте!
Пэл представила, что в соседнем кресле сидит тетя Мири, на миг закрыла глаза…
* * *
– Госпожа Шапталь! Позвольте представить вам госпожу Сомерсет. Удостоверяю ее личность, равно как и вашу. Если будут вопросы, я у себя за столиком.
Пэл подождала, пока Лекс отойдет и только тогда выпалила то, что так и просилось на язык.
– Не может быть!
Женщина с пятном на щеке улыбнулась.
– Вместо верительных грамот могу вспомнить молодого человека по имени Николас, а по прозвищу Лейхтвейс. А еще он умеет летать.
– Лейхтвейс? – удивилась Пэл. – Николас мне не говорил. Кажется, его доверия я не заслужила.
– Матильда.
– Палладия.
* * *
В воздухе по-прежнему кружило танго, но уже другое – уругвайское Tango de la muerte. У бармена этим вечером минорное настроение.
– Не была в Париже несколько месяцев, вот и приходится отдавать долги. Я не только шпионка, но еще и частный детектив. Наконец-то закончила дело! Молодой человек, которого вы наверняка заметили, поручил разобраться с несколькими старыми фотографиями. Пришлось немало потрудиться, даже побывать в межзвездном эфире. Последнее, впрочем, не по своей воле.
Пэл слушала, не перебивая. Матильда Шапталь – человек непростой. Муж возглавляет филиал бюро Кинтанильи в Рейхе, сама же она связана с очень интересными людьми. Усатый господин Бонис прямо не сказал, однако намекнул ясно.
– Вас Николас тоже просил замолвить за него слово?
– Просил, – кивнула Пэл. – Очень убедительно. Я ему чуть шею не свернула.
Матильда улыбнулась.
– Рыцарь, посвятивший свою жизнь Прекрасной Даме – личность не слишком приятная, если эта дама – не ты сама. Меня берут в Монсальват прежде всего как свидетеля. Захвачу с собой данные о военном сотрудничестве Клеменции с Рейхом. А заодно погляжу на тех, кто приказал похитить меня и моих друзей.
Пэл поняла, что у Матильды Шапталь – своя война. И тоже личная.
– Я сидела в «боковушке», в блоке № 25. Там познакомилась с одним хорошим человеком, которого очень надеюсь спасти. Иных целей у меня, пожалуй, и нет.
Пэл не поверила. Рыцари и Прекрасные Дамы жили в иные века. Сейчас время прагматиков.
– Матильда! Вы не хотели бы получить паспорт государства Тауред? Это хорошее дополнение к французскому гражданству. Если вас арестует «стапо», Париж едва ли вступится.
Женщина с пятном на щеке кивнула.
– Было. Месяц просидела в камере на Принц-Альбрехтштрассе, а французское посольство ослепло и оглохло. Но потом неизвестный науке летательный аппарат атаковал Имперское министерство авиации. Был большой пожар. Меня выпустили на следующий же день, даже извинились. У нас с вами влиятельные друзья, Палладия… Но у вас, кажется, тоже личный интерес в этом деле?
– Хочу, чтобы Европу не расстреливали и не бомбили! – отрезала Пэл. – Даже если не удастся захватить Монсальват, летающий аэродром нужно обезвредить. А поскольку бомбить будут и мой дом, можно считать этот интерес личным.
Обезвредить… Она тщательно подбирала слова. Не уничтожить, не взорвать.
– Тут мы с вами союзники, – чуть подумав, согласилась Шапталь. – Я тоже родом с планеты Земля.
Леди Палладия Сомерсет могла бы и возразить. Присягают не Земле, присягают стране, в которой довелось родиться. Обезвредить – значит передать Британии!
– Да, мы союзники, Матильда.
* * *
«Меня уверяют, что пока это бесполезный кусок металла, а не аэродром, – нахмурился дядя Винни. – Летать не может, вооружения нет, просто большая дьявольская коробка без начинки. Пусть так, но наши головастики обязательно узнают что-нибудь полезное, когда сунут туда свой нос. Худышка! Обещай Подмастерьям, что угодно. Пусть ставят свою охрану, пусть флаг поднимают. Главное, чтобы эта штука села в Британии. Поняла? Остальное уже мое дело. Через двадцать лет мы построим не такой же, а много лучше. А этот пусть себе оставляют, не жалко! Уговори их, Худышка, меня они слушать не станут, а ты сможешь. Обязательно сможешь!»
