Где ты бродишь? Зефир прохладный дует в лесу. Трава, на которой сидишь, Соберет на себя росу…
Пока она пела — ее голос оказывал то же самое острое, гипнотизирующее влияние, — Долли села на свое место возле Розы. Теперь ее щеки порозовели, а глаза заблестели. Песня закончилась, комната взорвалась оглушительными овациями. У Джорджа не осталось выбора, и он снова сел возле Уильяма, ослабил галстук. Снова начались разговоры.
— Джордж убьет ребенка, если он еще жив, — сообщила Долли.
— Это глупо!
— Это не глупо, — возразила Долли, рассмеявшись. — Джордж сделает все, чтобы избежать скандала, поэтому я надеюсь, что ты не питаешь надежд заполучить его! — У нее начал заплетаться язык. Она протянула бокал, чтобы ей налили еще греческого вина. Голландец без лишних слов наполнил его, а потом налил себе, расплескивая вино на пол. — Ты собираешься выйти замуж за месье Монтана?
— Нет, Долли, я не собираюсь выходить за него. — Роза снова осмотрелась, не прерывая разговор. — Нам очень повезло, не так ли, что нас не посадили в тюрьму в Париже, когда объявили о начале войны? — Затем она снова понизила голос. — Я вижу, что ты больна, Долли. Позволь забрать тебя домой. Пожалуйста, Долли, дай мне возможность как-нибудь помочь тебе.
— Мой муж отыскал кое-что, оставшееся после его брата! — громко сказала Долли голландцу, не обращая внимания на Розу. — Тут бесконечно более занятно, чем на Беркли-сквер. — Голландец хрюкнул. Долли свирепо повернулась к Розе. Однако глаза ее ничего не выражали. — Ты знала об Уильяме и Джордже?
Роза в отчаянии протянула Долли руку.
— Я писала тебе, Долли, я хотела помочь. Мне так жаль, я не знала, что они заставят тебя выйти замуж до того, как тебе исполнится шестнадцать лет. Я думала, что ты могла бы переехать ко мне на Саут-Молтон-стрит.
— Мой муж и… — ее голос дрогнул, — мой брат. — Тут она взяла себя в руки и сказала: — Ответь мне, Роза! — Ее голос прогремел по всей комнате. Джордж тоже услышал ее и быстро повернулся к женщинам. Долли увидела, что Джордж смотрит на нее. Несмотря на бледность и растерянность, она встала: — И кто, в конце концов, — ее голос стал насмешливым, — захочет жить на Саут-Молтон-стрит!
— Ты права, Долли, милая, — отозвался Джордж. Он тоже говорил достаточно громко, чтобы все вокруг замолчали. — Саут-Молтон-стрит, без сомнения, не место для таких людей, как мы!
Роза поняла, что к Джорджу снова вернулся контроль над собой в этом диком доме в Александрии, где когда-то женщины бегали по тайным лестницам, чтобы их не увидели, и где запрещенный алкоголь лился рекой, где сейчас сидела Долли с осоловевшими глазами и бледным как мел лицом. И Роза поняла: что-то с Долли не так.
— О виконт Гокрогер! — послышался чувственный голос мисс Горди. — Не стоит нелестно отзываться о месте, где живут многие адмиралы Его Величества, когда приезжают в Лондон, даже лорд Нельсон, я полагаю, жил там немного. Это место имеет славную историю. Вы знали, что мистер Гендель сочинил свою самую красивую музыку на Брук-стрит, которая находится неподалеку. Возможно, это была та самая песня, которую только что исполнили. Возьмите свои слова назад, сэр!
Было что-то в мисс Горди, вызывавшее трепет и желание подчиниться, что-то чисто английское в светлых волосах, аккуратно уложенных под белой шляпкой, в броши с камеей; было что-то в этой аристократке, которая не побоялась отправиться в подобное путешествие. Виконту Гокрогеру пришлось лишь поклониться в знак согласия.
— Я беру свои слова обратно, мисс Горди, — сказал он, само обаяние.
В наступившей тишине послышался громкий голос молодой француженки, которая искала себе мужа среди иностранцев в Александрии и была одета соответствующим образом. Всеобщее внимание ненадолго переключилось на нее, чего она, собственно, и добивалась.
— Я все слушаю, как вы вполголоса обсуждаете какого-то ребенка. Я тоже хотела бы узнать подробности. Cet enfant[92] — мы говорим об английском ребенке?
Роза увидела, как люди начали обмениваться недоумевающими взглядами, как Джордж Фэллон посмотрел на нее. Если бы взглядом можно было убивать, то Роза умерла бы на месте. Внезапно, охваченная смешанным порывом необыкновенных чувств, сильной ненавистью к деверю и страхом за Долли, Роза встала, глубоко вздохнула и, прежде чем Джордж успел что-то сказать, громко заявила:
— Это действительно английское дитя! Джордж, прими мои искренние поздравления. Ты получаешь наследника титула. Но боюсь, ты не оказываешь здоровью Долли должного внимания.
Она услышала, как Долли шумно вздохнула, увидела лицо Джорджа. Он резко встал, перевернув бокал с греческим вином на каменный пол.
— Долли? — воскликнул он.
Она обратила к нему бледное лицо.
Уильям тоже встал. Он сразу же двинулся к сестре.
— Долли?
Двое мужчин глядели на девочку. Возможно, они впервые заметили, как она себя чувствует.
— Думаю… думаю, мне немного нездоровится, — сказала леди Долли, виконтесса Гокрогер, и протянула брату бледную руку в жесте мольбы.
Ночью какой-то араб мчался по улицам Александрии. Его длинная галабия[93] развевалась на ветру, словно парус. Он подбежал к воротам хана и позвонил в колокол, висевший возле входа. Немедленно вызвали англичанок. Они быстро оделись, завернулись в шали. Мэтти несла полотенца, миссис Алебастер, которая бежала впереди их всех, отдавала приказы на арабском, требуя горячей воды. Долли лежала на диване без сознания. Рядом были разложены подушки. Вокруг нее растекалась лужа крови. Мисс Горди и Мэтти суетились с полотенцами, миссис Алебастер носила горячую воду, Роза держала холодную тряпку на пылающем лбу Долли. Она убрала волосы с ее влажного лица. Долли не двигалась, но они видели, что она все еще дышала. В арабском квартале нашли пьяного доктора-грека. Он пил кофе и распоряжался на ломаном английском. Мимо прошмыгнул большой таракан. Роза раздавила его.
— Это ты виновата! — орал Джордж, заходя в комнату.
Роза не заставила себя ждать с ответом.
— Нет, Джордж, в этом моей вины нет! Она купила что-то у одной египтянки на базаре вчера утром, чтобы попытаться избавиться от ребенка. Там найдется много свидетелей этому, я уверена. Ради бога, ты должен найти арабского доктора.
— Ты о чем? Ни один грязный араб не приблизится к англичанке!
— Зачем ей арабский доктор? — Лицо Уильяма выражало такое напряжение и озабоченность, что Роза еще раз удивилась, почему он только сейчас заметил состояние сестры, которая так его любила.
— Потому что она приняла арабское лекарство! Они нас ненавидят… ее, возможно, отравили. Арабский доктор лучше знает, что делать. По всей видимости, это наш единственный шанс.
