Не заботясь о том, куда направится Рейвенхилл, что станет делать и как найдет без посторонней помощи комнату Холли, Закери принялся бесцельно бродить по дому, пока не оказался в бальном зале Там было темно, окна закрывали тяжелые портьеры. Он отодвинул бархатную драпировку и закрепил ее, так что длинные полосы солнечного света легли на блестящий паркет и стену, обитую зеленым шелком. Уставившись в огромное зеркало в позолоченной оправе, он вспомнил давнишние уроки танцев и как Холли стояла рядом и с серьезным видом объясняла ему всякие па, а он мог думать только о том, как он ее желает, как он ее любит.
Ее теплые карие глаза смеялись, когда она шутливо говорила: «Я бы не хотела, мистер Бронсон, чтобы вы слишком часто использовали во время уроков танцев ваш боксерский опыт. Вряд ли мне понравится вступить с вами в кулачный бой».
Закери медленно опустился на пол и сел, прислонившись спиной к стене. Глаза его были полузакрыты, голова поникла. Он вспоминал. Он так устал, он не мог ни есть, ни спать, и печаль не отпускала его ни на секунду. Он приходил в себя, только когда наступала его очередь ухаживать за Холли и он мог ежеминутно убеждаться, что она еще дышит, что пульс у нее все еще бьется.
Прошло пять минут – а может статься, и пятьдесят, – и Закери услышал, как в темном сверкающем огромном зале раздался чей-то голос:
– Бронсон.
Он поднял голову и увидел Рейвенхилла, стоявшего в дверях. Граф был бледен и мрачен, но самообладание его казалось сверхъестественным.
– Я не знаю, умрет ли Холланд, – заявил он, – она совсем не кажется такой изнуренной, каким выглядел Джордж на этой стадии болезни. Но я уверен, что у нее начался кризис и необходимо послать за врачом.
Он не успел договорить, как Закери убежал.
* * *
Холли проснулась в какой-то блаженной прохладе, боль и жар отпустили, она расслабилась и ожила впервые за эти недели. Как хорошо, удивленно подумала она и жадно огляделась, намереваясь поделиться этой замечательной новостью с Закери. Ей хотелось увидеть его и Розу, объяснить им, что страдания последних дней наконец миновали. Но рядом никого не было, и она стояла одна среди прохладного, солоноватого тумана, какой бывает на берегу моря. Она колебалась, не зная, куда идти, недоумевая, как она здесь оказалась. Но тут ее поманили слабые нежные звуки. Казалось, где-то там, впереди, плещет вода, чирикают птицы, шелестит листва. Она побрела туда, ее члены наливались силой, чистый воздух наполнял грудь. Постепенно завеса тумана пала, и она оказалась между блестящей синей водой и бархатными зелеными холмами, которые покрывали роскошные экзотические цветы. Она наклонилась над одним из них с бархатистыми персиковыми лепестками, и его аромат опьянил ее. Ей захотелось смеяться от внезапно нахлынувшей радости. Ах, она уже забыла, каково это – быть совершенно счастливой, какими бывают только невинные дети.
– Какой добрый, какой прекрасный сон! – воскликнула она.
Ей ответил смеющийся голос:
– Ну, это не совсем сон.
Она в растерянности обернулась, ища, откуда донесся этот мучительно знакомый голос, и увидела, что к ней приближается какой-то человек. Он остановился и посмотрел на нее синими глазами, которые она никогда не забывала.
– Джордж, – сказала она.
* * *
Светлая свежая кожа Холли приобрела сливовый оттенок, дышала она часто и прерывисто и вся горела. Глаза были полуоткрыты и странно неподвижны. Одетая в белую сорочку, покрытая одной легкой простыней, она казалась маленькой и беззащитной, как ребенок в своей колыбели. Она умирает, в оцепенении решил Закери. О том, что будет потом, он думать не мог. Да, собственно, и не будет ничего. Не останется ни надежд, ни ожиданий, ни нежности, ни счастья, словом, его жизнь закончится тогда же, когда умрет Холли. Он молча стоял у стены, пока доктор Линли осматривал больную. Пола и Мод тоже вошли в спальню, стараясь изо всех сил не выдавать своих чувств.
Доктор подошел к Закери и тихо сказал:
– Мистер Бронсон, единственное, что я могу сейчас сделать для вашей жены, – это дать ей что-нибудь, что облегчит ее уход в мир иной.
Закери не требовалось дальнейших объяснений. Линли предлагал дать Холли снадобье, от которого она спокойно уснет, миновав последнюю, самую мучительную стадию тифа. Он услышал собственное дыхание – слишком быстрое, слишком легкое, отчасти похожее на дыхание Холли. Потом понял, что она дышит как-то иначе, и взглянул на кровать: Холли дышала с трудом.
– Агония! – прозвучал испуганный голос Мод.
Закери почувствовал, как что-то оборвалось у него внутри. Он уклонился от внимательного взгляда Линли.
– Уходите, – прохрипел он, едва удерживаясь, чтобы не оскалить зубы и не зарычать, как разъяренный зверь. – Оставьте меня с ней наедине. Сию минуту!
Они подчинились без возражений, что несколько удивило Закери. Его мать, выходя, заплакала, уткнувшись в платок. Он запер за ними дверь и подошел к кровати. Затем сел на постель и обхватил Холли, не обращая внимания на слабый протестующий стон.
– Я пойду за вами и в следующей жизни, если она у меня будет, – прошептал он ей на ухо хрипло. – Вы никогда от меня не избавитесь. Я пойду за вами и в рай, и в ад. – Он шептал и шептал, прижимая ее к себе, как если бы таким образом можно было удержать жизнь в ее теле. – Останьтесь со мной, Холли, – яростно бормотал он, скользя губами по ее горячему, влажному лицу и шее. – Не уходите. Вы останетесь, черт бы вас побрал!
И наконец, когда из его стиснутого спазмом горла уже не вылетало ни звука, он опустился на постель рядом с ней и спрятал лицо на ее пылавшей груди.
* * *
Это действительно был Джордж, но выглядел он как-то иначе, чем при жизни. Он казался очень молодым, глаза у него сияли, весь он лучился силой и здоровьем.
– Холли, милая, – сказал он, тихо смеясь и явно наслаждаясь ее удивлением. – Вы не думали, что я выйду вас встречать?
Хотя ей и было приятно его видеть, Холли отшатнулась, почему-то боясь прикоснуться к нему.
– Джордж, но почему мы вместе? Я… – Она задумалась, и радость ее померкла, ибо она поняла, что соединилась с ним в ином мире, чем жила до сих пор. – Ах! – воскликнула она, и вдруг глаза у нее защипало, и она почувствовала страшное одиночество.
Джордж наклонил голову и посмотрел на нее с ласковым сочувствием.
– Вы не готовы к этому, да?
– Да, – ответила она, все больше отчаиваясь. – Джордж, неужели все кончено? Я хочу сейчас же вернуться обратно!
– В эту тюрьму для тела, к мучениям и борьбе? Не лучше ли пойти со мной? Здесь есть места еще более прекрасные, чем это. – И он протянул ей руку. – Позвольте проводить вас туда.
Она яростно затрясла головой.
– Ах, Джордж, вы могли бы предложить мне хоть тысячу райских мест, но я ни за что… Там есть один человек, я ему нужна, и он мне…
