— Я не верю, — услышала Катя, и рядом с ней поравнялсяАтанасиос.
«Так вот, кто следит... значит, не ошиблась», — одно то, чтос ума она не сходит, ее уже порадовало.
— Да? Почему?
— Она хитрая и пронырливая, к тому же не так беззащитна, какнекоторые полагают.
кивнула девушка.
— Ты все время стоял за дверью? — понимающе кивнула девушка.
Тане не ответил, но предостерег:
— Осторожно с этой Ксаной, она... — Он помолчал. — Онаопасна.
— Я ее не боюсь! — фыркнула Катя, перепрыгивая лужу.
— Полагаю, она тебя тоже. — Юнец придержал ее за руку инасмешливо заметил: — Думаешь, ты случайно нашла духи Лайонела у нее в комнате?Думаешь, она просто так душилась каждый день?
— Каждый день? — Изумилась девушка.
— Ну конечно... ты же постоянно сидела в своей комнате.
Катя нахмурилась, мозг ее усиленно заработал, она началапонимать, к чему клонит сын Цимаон Ницхи.
— Проклятие, — наконец выдохнула она, — я же выгнала ее итеперь...
Мальчишка издевательски зааплодировал и закончил:
— Теперь она спокойно пойдет к Лайонелу и, полагаю, онзаберет ее с собой в Англию.
Из всего, что он сказал, больше всего ее заинтересовалоодно:
— Он еще не уехал?
Тане стиснул зубы, выпустил ее руку и буркнул:
— Не тем ты занимаешься, не тем.
— Но ведь ты сам... — опешила Катя. Некоторое время смотрелана него подозрительно, затем пораженно заморгала и выдохнула:
— Ты не хочешь умирать!
Юнец испуганно вздрогнул, замахал на нее как бешеный.
— Я готов умереть, — яростно выкрикнул он и чуть тишедобавил: — Если на то воля моего отца! А ты... не смей!
— Ну и глупец, — презрительно бросила Катя, вглядываясь внапряженное покрасневшее лицо с пылающими желтыми глазами. — Впрочем, я тебе неверю. Плевал ты на День Искупления. Ты просто избалованный мальчишка, которыйхочет жить и познавать, нет тебе дела до моста, который опустится с небес, тебена земле нравится!
Тане качал головой, отступая от нее, а она насмешливопродолжала:
— Как же я тебя понимаю! Впервые вырвался из Тартаруса насвободу и как горька мысль, что эта свобода может оборваться в любой момент!
— Заткнись, — прошипел Атанасиос.
Катя засмеялась и, повернув назад, зашагала к дому.
— Куда ты? Что ты задумала?
Девушка выпустила из окровавленной руки осколок с золотистойнадписью, и тот мелодично звякнул, ударившись об асфальт.
— Терпение.
Они подошли к воротам в тот самый момент, когда на крыльцо счемоданом вышла Ксана в сопровождении Вильяма.
Катя заметила на себе торжествующий взгляд Атанасиоса и,подарив ему мимолетную улыбку, бросилась к крыльцу. Она заключила служанку вобъятия, причитая: — Ксана, милая, ты должна меня простить! Я не знаю, что наменя нашло! Я такая дура! Мне так жаль!
Она чувствовала, как напряжены плечи Ксаны и, отступив нашаг, сложила ладони в молитве.
— Не оставляй нас, ты нам всем очень дорога, ты член нашейсемьи! Я виновата, но... — Она как будто запнулась и опустила глаза, а потомвыпалила: — Пожалуйста, давай начнем сначала? Мы можем стать подругами! Мнестрашно и одиноко... ты нужна мне!
Катя посмотрела на Вильяма, и тот мягко улыбнулся.
— Я горжусь тобой! Бесу нужно немало силы воли, чтобыпризнать свою вину.
Она в смятении отвела взгляд.
— Ты слишком добр ко мне, я не заслуживаю. — И произнесяэто, она вдруг поняла, что на этот раз не солгала. Он всегда был к ней слишкомдобр, слишком снисходителен, слишком, слишком во всем.
А Ксане ничего не оставалось, как подхватить ее игру — онапромолвила:
— Счастлива, что все уладилось. Я безмерно привязана к этомудому и к вам, Катя.
Девушка как можно естественнее улыбнулась, при этом неповерив ни единому слову служанки.
«Знаю я, сука, к кому ты привязана... но этому не бывать!» —Катя обернулась к Тане, вручила ему конверт и попросила:
— Отнеси по адресу.
Юнец нахально ухмыльнувшись, проворковал:
— Я тоже тобой горжусь.
И в эти четыре слова он вложил все то, что не смог сказатьпятью минутами ранее, о чем не смел говорить вслух.
Девушка вошла в дом и в коридоре обнаружила стоящих возлестены друг против друга Киру и Йоро.
Катя вызывающе уставилась на девочку, одетую в очередноеплатьице в оборочках, и поинтересовалась:
— А ты гордишься мною?
Та смотрела на нее огромными фиалковыми глазами и молчала.
Девушка хотела заставить ее говорить, но тут ее за руку взялЙоро. Он смотрел на нее с любовью и преданностью. Злость, готовая вот-вотзакипеть, отступила, внутри сделалось спокойно, а осколки разбитого сердцашевельнулись от нежности.
Катя крепче сжала его маленькую горячую ладошку и, не зная,как выразить свои чувства, просто сказала:
— Спасибо.
Она не видела, уводя его за собой, как мальчик обернулся иподарил Кире ободряющую улыбку.
* * *
В один из теплых, казалось бы, уже совсем летних вечеровКатя шагала между старыми домами когда-то промышленного района по улице,ставшей уже совсем родной. Воздух ближе к ночи стал свежее, очистился от копотии был наполнен теплыми запахами пробившейся травы, листьев, растений, пыли инагретого за день асфальта. При легком ветерке шелестели кроны деревьев, впотемневшем сине-сером небе парили птицы. Бледная луна нерешительно взошла нанебосклон, но ярко вступить в свои права не торопилась.
Девушка то и дело оборачивалась, чувствуя на себе чей-топронизывающий взгляд.
«Опять Тане следит», — подумала она, но решила оставитьпопытки выманить его из укрытия. Собственно, для того Цимаон Ницхи и отправилего сюда, чтобы тот следил за ней.
Завидев вдалеке парочку, черноволосую девицу в лакированнойкуртке, сидящую на мотоцикле, и парня с лохматыми русыми волосами, Катяостановилась.
Молодые люди разговаривали. Девица на этот раз не выгляделасердитой, раз она даже засмеялась, откинув назад голову с высоким чернымхвостом. Ее зеленые, цвета только распустившейся листвы глаза лучилисьудовольствием.
Катя наблюдала за ней, всматриваясь в красивое, нескольконадменное и в то же время живое и нежное лицо.
