— Да… нет, я…
— Я понимаю, что с вами творится. Действительно понимаю. Вы не единственный, кто прошел через это.
Валериан еще раз посмотрел в ночную тьму, затем повернул назад и вместе с пожилым мужчиной пошел к воротам.
— Думаю, что нет, — пробормотал он.
По пути офицер продолжал ему что-то говорить, но Сендрин не слышала, что именно. Она поудобнее устроилась в своем убежище между ящиками и попыталась выяснить, нет ли в фургоне воды. Она не смогла ее обнаружить. Вместо этого ей удалось открыть один из ящиков, оторвав прибитую гвоздями крышку, и достать оттуда копченую колбасу, сухую, как ветка дуба. Мясо было пересоленным и вызывало жажду, но можно было не сомневаться, что, по крайней мере, от голода она не умрет.
Сендрин обдумала свое положение. С места сражения у Ватерберга женщины и дети гереро бежали на восток, к центру пустыни. У беглецов было преимущество в четыре дня. Даже пешком за это время они должны были продвинуться довольно далеко в глубь Калахари. Если они действительно двигались на восток, то их путь практически совпадал с тем путем, которым Сендрин хотела следовать в Енох. Если повезет, ей удастся преодолеть больше половины пути в фургоне. И даже если солдаты обнаружат ее, пожалуй, вряд ли они отправят ее обратно или оставят одну в пустыне.
Предсказание офицера оказалось слишком уж оптимистичным. Прошло больше часа, прежде чем двое мужчин уселись на облучке. Сендрин не могла видеть их из своего убежища, но слышала, как они ругали «туземных баб», которые, по их мнению, были виноваты во всех неприятностях. Очевидно, в форте никто не был в восторге от перспективы сутками двигаться по открытой пустыне только для того, чтобы прийти на помощь семьям побежденных мятежников.
Несколько раз дернувшись, фургон пришел в движение. Сендрин нервно погладила рукой карту Пинтера, которую она спрятала под рубашкой, затем откинулась на спину и попыталась уснуть.
* * *
Во время поездки не случилось ничего такого, что позволило бы обнаружить Сендрин. Оба кучера были так заняты собой и своим недовольством, что не обращали никакого внимания на то, что происходило за их спинами. Запасы, хранящиеся в ящиках, скорее всего, предназначались беглецам, так как никто ими не интересовался; продукты для солдат, очевидно, размещались в другом фургоне. Сендрин уже вторую ночь пряталась между ящиками, когда вдруг возник какой-то переполох. Курьер галопом проскакал мимо колонны, громко крича: «Они перед нами! Они перед нами, самое большее на расстоянии нескольких часов!»
Один из кучеров, сидящих на козлах, проснулся от криков и пробормотал слова проклятия. Сендрин больше не решалась спать. Все части ее тела затекли, а мышцы казались окаменевшими. Хоть иногда она и могла позволить себе немного выпрямиться, когда положение ее тела становилось уж слишком неудобным, но деревянные ящики и дно фургона при этом не становились мягче. Прошедшей ночью, когда колонна остановилась на несколько часов, она выбралась из фургона под прикрытием темноты, чтобы немного пройтись. Кроме того, она напилась из фляги, висевшей на облучке, но выпила лишь половину воды в надежде, что этого не заметят кучера, когда выползут из своих огромных военных палаток.
Но теперь, почти через двадцать часов, она снова испытывала настоятельную потребность в воде — жажда иссушила ей горло. Она надеялась, что, как и прошлой ночью, колонна остановится, но теперь, когда цель поездки была так близка, вряд ли можно было на это рассчитывать. У нее не было другого выбора, кроме как терпеть.
Когда всадники и кучера фургонов наконец остановили лошадей, сквозь полуоткрытый вход фургона уже просачивался рассвет. Крики и команды резко звучали в утреннем воздухе, замершем в ожидании момента магической смены ночного холода на жару дня. Сендрин, разумеется, осознавала, что непременно будет обнаружена — не позднее, чем разгрузят первые ящики; она подумывала, не лучше ли сдаться добровольно. Но, поразмыслив, она решила, что тогда ей наверняка не удастся украсть верблюда и продовольствие. Нет, ей нужно было выждать еще некоторое время в надежде на то, что представится случай сбежать. Из разговоров пробегающих мимо солдат она узнала, что гереро находятся на расстоянии нескольких километров. Очевидно, сначала вперед будут отправлены курьеры, чтобы подготовить женщин и детей к прибытию солдат и фургонов. Офицеры, кажется, опасались того, что туземцы могут запаниковать и будет очень сложно выполнить задание переправить их на запад.
Оба кучера уже давным-давно слезли с облучка и оставили фургон без охраны. Сендрин воспользовалась этим и выпила большую часть воды из фляги, оставленной солдатами под скамьей. После этого она почувствовала себя немного лучше, но, к сожалению, ее начал беспокоить готовый лопнуть мочевой пузырь.
Еще через полчаса в полумраке рассвета она вылезла из фургона и проворно спряталась между большими колесами телеги. Большинство солдат собрались группой далеко впереди. Возле колонны остались только патруль и несколько мужчин, заботящихся о запряженных животных. Сендрин без помех облегчилась, почувствовав себя при этом нечистой и униженной; если и было что-то, к чему она не могла привыкнуть за все время длительной поездки, так это к туалету на открытом пространстве и редкой возможности совершать гигиенические процедуры.
Она поспешно забралась в фургон и выбрала себе позицию, с которой, выглядывая из-за облучка, могла наблюдать, что делалось в голове каравана. Группа солдат и их начальники стояли в пятидесяти метрах от нее, и Сендрин не понимала ничего из того, о чем они говорили, за исключением некоторых громко произнесенных приказов. Но даже с этого расстояния она могла заметить, как побледнели мужчины, когда конные курьеры вернулись с информацией о гереро.
Доносившийся до Сендрин невнятный шум на несколько минут стих. Большая часть солдат стояла в строю недалеко от офицеров. Казалось, их парализовало сообщение курьеров. Офицерам также понадобилось время, чтобы найти нужные слова. Затем пустыню огласили резкие приказы, и вскоре группа из сорока или пятидесяти всадников пришла в движение. Сендрин поискала глазами Валериана, но издали все военные выглядели одинаково. На какой-то момент ей показалось, что она узнала его среди всадников, покидавших лагерь, но она не вполне была уверена в этом.
Оставшиеся — их было около сотни — получили приказ отдыхать. Немедленно были натянуты навесы от солнца, под которыми собрались небольшие группы солдат. Они курили или играли в карты. Около двадцати фургонов установили кругом для защиты от возможного нападения. Тот факт, что было выставлено только несколько часовых, позволял предполагать, что на самом деле атаки не опасались.
Сендрин много бы отдала за то, чтобы узнать, какие новости принесли курьеры. Ускакавшие всадники были вооружены, но непохоже было, что они отправились сражаться. Сендрин заметила среди них как минимум троих врачей.
Прошло несколько часов, прежде чем мужчины вернулись. Некоторые из них с окаменевшими лицами докладывали что-то своим начальникам, другие сразу же отошли в сторону и отказывались сообщать любопытным подробности увиденного. Вместо того чтобы присоединиться к другим, они собрались в кучки чуть в стороне и почти не разговаривали друг с другом. У Сендрин было такое впечатление, что некоторые из них находились в шоке. Что-то повлияло на них таким образом, что они не могли произнести ни слова и только неподвижно смотрели на пустыню. Им явно нужна была помощь врача, но медиков, отправленных с группой солдат, похоже, не было среди Прибывших. Валериана также нигде не было видно.
