* * *
Она проснулась от смутного ощущения, что машина остановилась и Тристан тихонько трясет ее за плечо.
— Руфа!
— Ммм… что? — Прищурившись, она заметила, что они остановились на стоянке у бензозаправочной станции на автомагистрали. — Где мы? О Боже, я заснула…
— Мне очень жаль, что пришлось тебя разбудить. Я был бы рад, если бы ты проспала всю дорогу до дома, но — угадай, что? — мне опять нужно в туалет, и я не могу оставить тебя здесь одну.
Руфа расстегнула ремень и открыла дверцу машины.
— Ну, тогда пошли.
Место показалось ей слишком кричащим и отвратительным; ярко освещенные бетонные плиты. Ее сон исчез без следа. Она чувствовала себя оскорбленной и жалкой.
Тристан взял ее за руку и повел через длинные ряды машин. Они договорились встретиться у выхода из ресторана через десять минут. Руфа зашла в женский туалет. На дверце кабинки была непристойная надпись. Реальность насмехалась над ней. Она посмотрела на свое отражение в длинном узком зеркале над раковинами. Ее лицо было бледным и усталым. На одной щеке было красное пятно — в том месте, где щека была прижата к сиденью, когда она спала. Она плеснула в лицо холодной водой, чтобы прийти в себя.
Тристан ждал ее у выхода из ресторана.
— Я только сейчас понял, что я страшно проголодался. Мы забыли поужинать.
— В самом деле. — Она взглянула на часы и рассмеялась. — Мы действительно перенеслись в мир эльфов и фей. Уже почти полночь.
— Во всяком случае, это было великолепно, не правда ли?
— Разве я не сказала тебе об этом? — Руфа была поражена. С тех пор как они вышли из театра, она была под таким впечатлением, что чуть не потеряла сознание. Но они, по-видимому, даже толком не обсудили спектакль. — У меня просто нет слов. Это действительно великолепный спектакль. Я чуть не расплакалась, когда он закончился.
Он приблизил к ней свое лицо.
— Ты на самом деле плакала. Я видел слезу, которая вытекла из твоего левого глаза, который был ближе ко мне.
— Хорошо, признаюсь, я действительно плакала. — Руфа улыбнулась. — Я куплю сэндвичи, потому что горячее в таких местах брать опасно. — Она чувствовала, что он собирается сказать что-то еще об ее глазах, а этого ему нельзя было позволять. День закончился. Теперь ей необходимо вернуться в прежние рамки. Они вдруг показались ей надежными и комфортными, и на какое-то мгновение она вдруг почувствовала, что ей очень не хватает Эдварда.
На мгновение он смутился, словно что-то вдруг выбило его из колеи. Затем весело улыбнулся ей в ответ. Они купили отсыревшие сэндвичи с сыром и отправились с ними обратно к машине, дружески и беззаботно болтая о спектакле.
— Я уже проснулась, — сказала Руфа. — Если хочешь, теперь я могу повести машину.
— Нет. Ты слишком устала, это опасно. И потом, мне очень нравится вести эту машину. Я чувствую себя таким взрослым.
На этот раз ее попытка изменить тему разговора сработала. Сев в машину, Руфа протянула Тристану сэндвич. Их разговор был веселым и беззаботным. Но по мере приближения к дому он становился все более сдержанным и совсем прекратился, когда они свернули с шоссе. Они ехали по узким улочкам среди спящих домов и темных рядов живой изгороди. Сердце Руфы билось так, что она чувствовала, как кровь стучит у нее в ушах. Напряжение между ними еще более усилилось, когда Тристан аккуратно подъехал по грунтовой дорожке к дому.
Она моментально выскочила из машины, не дожидаясь, когда он заглушит двигатель, пошла открывать дверь. Казалось, прошли годы, с тех пор как они уехали отсюда. Привычность домашней обстановки — вчерашняя почта все еще лежала на столике в прихожей, поставленные вчера в вазу маргаритки были еще свежими — помогла ей справиться с собой.
Она слышала, как Тристан захлопнул дверцу машины и включил сигнализацию. Руфа быстро прошла по коридору на кухню, включая везде свет. Ее руки дрожали и не слушались ее. Она налила в чайник воды и включила его в розетку, отчаянно пытаясь выглядеть спокойной и небрежной, когда он войдет.
Он стоял в дверях, пристально глядя на нее. Она, как загипнотизированная, посмотрела на него. Было слишком поздно. Его уже не остановить. Медленно, не отводя от нее глаз, он подошел к ней и заключил ее в свои объятия.
Она почувствовала внезапное острое желание. Его губы коснулись ее губ, и они слились в жарком поцелуе. Ее желание достигло предела, она почти испытала оргазм. Она вырвалась из его объятий.
— Я не могу, — проговорила она.
Он вновь обнял ее за талию.
— Моя дорогая… — Он наклонился, чтобы снова поцеловать ее.
Руфа резко вырвалась из его объятий. Она отошла в другой конец комнаты. Тяжело дыша, они молча смотрели друг на друга. Тристан прикрыл рот тыльной стороной ладони. Его глаза были широко раскрыты от изумления.
— Нет. Извини… — сказала Руфа. Она вся дрожала. — Мне очень жаль. Но ты знаешь, что я не могу.
— Почему? Что я сделал?
— Ради Бога… — Руфа была озадачена. — Я говорю об Эдварде. Я замужем, ради Бога, не может быть и речи о том, чтобы я…
— Но чем же тогда мы занимались целый день?
Руфа разозлилась. Она не хотела мириться с его утверждением, что она уже нарушила супружескую верность.
— Мы делали покупки для моей сестры и ходили в театр.
Замешательство Тристана переросло в гнев. Она никогда не видела его злым. Он казался выше, сильнее, жестче и в то же время еще моложе.
— Ты прекрасно знаешь, что не только этим, — возразил он. — Ты весь день посылала мне сигналы. Ради этого мы отправили Лидию домой на поезде и пошли в театр. Ты как бы обещала мне, что это произойдет.
— Я не обещала тебе ничего подобного, — сказала Руфа. Когда она сердилась на Тристана, ей было легче сопротивляться ему и цепляться за свою любовь к Эдварду. Потому что она действительно любила Эдварда, даже несмотря на то что он, по-видимому, не хотел ее. Без него темнота поглотила бы ее. — Ты все это вообразил себе, даже не удосужившись спросить меня о моих чувствах. Ты что, думаешь, что я не люблю своего мужа? Ради Бога, ведь это его дом. Ты действительно считаешь, что я способна изменить ему за его спиной? Ты думаешь, что я отношусь к этой категории женщин? — Она была искренне возмущена. Она была потрясена, что она чуть было не стала именно такой.
— Нет, конечно, нет. — Тристан вновь был озадачен. Он подумал, что ему, вероятно, показалось, что Руфа только что страстно ответила на его поцелуй. — Руфа, мне очень жаль, мне действительно очень жаль, если я ошибся. Но я говорю не просто о сексе. — Он пересек комнату и схватил ее за руку. — Не сердись на меня, я этого не вынесу. Я бы не притронулся к тебе, если бы я думал, что ты не знаешь. Боже, Руфа, я безумно тебя люблю. До боли.
Бесполезно. У нее совершенно нет сил. Боль в его глазах растрогала ее. Она вновь почувствовала острую боль оттого, что никогда не слышала этих слов от Эдварда.
