Последовала пауза, в течение которой администратор, видимо, просматривал список.
– Прошу прощения, сэр. У нас нет постояльцев с таким именем.
Стивен положил трубку и покачал головой.
– Набрать остальные?
– А что, если прогуляться к ним пешком? Сегодня чудесное утро. Заглянем в пару галерей по пути. Ты ведь говорил, что остальные гостиницы расположены на той же площади или по соседству, верно?
Финчу нельзя было отказать в такте. В конце концов, их поиски перестали быть для него главной заботой. Он вернется в свою уютную квартиру, к восхитительной округляющейся Лидии, а после каникул – к студентам. Его ждала семья в истинном смысле этого слова. Стивен вспомнил о пыльной искусственной елке в доме матери, о согнутых под вычурными углами ветках и металле, который проглядывал в тех местах, где иголки выпали, как старые зубы, из‑за того что их много лет подряд таскали туда-сюда внутри одной и той же маленькой коробки.
Меньше, чем за час они обошли оставшиеся четыре гостиницы. Элис Кесслер ни в одной из них не оказалось, и никто не вызвался добавить, что она действительно останавливалась, но уже съехала. «Мы не предоставляем такой информации», – в один голос твердили администраторы. Стивену пришлось признать, что у них нет иного выбора, кроме как вернуться в Орион и положиться на великодушие Финея. Он уже чувствовал, как вокруг него смыкаются стены крошечного кабинета в «Мерчисон и Данн», и проезжающий мимо лифт скрипит и заставляет дребезжать канцелярскую мелочь на его столе. Продержит ли его Крэнстон до конца праздников или разделается с ним без промедления, пустив его жалкую зарплату на компенсацию расходов, которых потребовала эта охота за химерами? Он остановился, приложил руку ко лбу и налег спиной на фонарный столб, внезапно почувствовав себя обессиленным.
– Стивен.
– Я в порядке. Просто дайте мне минутку, пожалуйста.
– Стивен.
– Ради Бога, Финч, признайте, что это ужасно.
Он поднял голову и увидел, что Финч стоит в дверях галереи и рассматривает через стекло какую-то скульптуру.
– Смотри, – сказал Финч и ворвался в магазин.
Стивен подошел к окну и приложил руку к стеклу, прикрывая глаза от солнца. Финч отчаянно жестикулировал, пытаясь привлечь внимание молодой женщины в джинсовой юбке и длинных сережках, касавшихся ее плеч. Скульптура была из нержавеющей стали и являла собой абстрактную чувственную форму, нечто среднее между облачком и кляксой. Края были изогнутыми и восхитительно гладкими, металл играл отраженным и преломленным светом, отбрасывая на потолок цветные призмы. Табличка у подножья гласила: «Вертикальная лужа № 3 – Кесслер».
Кесслер. Элис. Стивену не приходило в голову, что она могла быть художником. Честно говоря, он мало задумывался о том, чем Элис зарабатывала на жизнь, когда бросила магистратуру. Но в любом случае трудно было предугадать, что она променяет орнитологию на скульптуру. Впрочем, если она скульптор, становится понятным, почему она оказалась в Санта-Фе. А если она здесь, ее можно найти. Стивен оперся о подоконник. Они все-таки нашли ее.
Стивен рванул в галерею и в дверях налетел прямо на профессора.
– Мы нашли Элис! – Стивен сгорал от нетерпения, не мог дышать и чувствовал себя счастливее, чем когда-либо. – Вам дали номер? Где она остановилась?
У Финча было странное выражение лица, задумчивое и неуверенное.
– Мы нашли не Элис.
– О чем вы? «Кесслер». Так написано прямо под скульптурой за главной витриной.
– Агнета. Кесслер – это Агнета. Стивен, похоже, мы нашли дочь Томаса. Не Элис.
– Но Элис была здесь, в Санта-Фе. Я видел пометку на календаре. Возможно, она приезжала навестить дочь. Это идеальный вариант.
– Не думаю, что это подходящее слово. Впрочем, скоро мы все узнаем. Я оставил свою визитку владелице галереи. Она свяжется с Агнетой и попытается устроить нам встречу.
– Но что вы ей сказали?
– Я солгал.
Никогда еще ложь не приходила ему в голову настолько быстро. Без всякой задней мысли – «Кесслер» могло означать только Элис – Финч ринулся в наступление и спросил о скульптуре в окне.
– Местная художница. У нее восхитительные, уникальные работы. В большинстве своем довольно габаритные, а эту она сделала специально для меня, для витрины галереи. Агнета Кесслер.
Женщина спрятала волосы за уши и тепло улыбнулась Финчу, оценивая его как потенциального покупателя.
– Вы сказали Агнета?
– Да. Вам нужна информация? У меня где-то был отрывной листок.
Финч запаниковал. Он был совершенно не готов наткнуться на нее так легко. Тем более теперь, когда ему казалось, что на поисках наконец поставлен крест. Я хотел бы обсудить с ней возможный заказ. Полная фикция. Но, сказав это, Финч уже не мог вернуться к настоящей причине, по которой хотел видеть эту женщину. Ему протягивали отрывной листок, он тут же сложил его и сунул в карман пальто. Он не хотел видеть лица Агнеты. Сначала нужно было поговорить с Элис, а не с ее дочерью. Нельзя было ничего сказать Агнете, не выдавая Элис, а он не хотел подводить девушку, которая внимательно смотрела на него с холста, или молодую женщину на фотографии, которая выглядела такой счастливой.
– Она может и не выйти с нами на связь.
– С чего бы это, Финч? Она художница, это заказ. Скорее всего она еле сводит концы с концами, как и большинство художников. А мне правда нравится то, что она делает, по крайней мере эта работа. Это все равно как смотреть в лужу. Или в кривое зеркало. Или в то и другое одновременно.
– Отлично. Предложишь ей что-нибудь продать, и дело с концом.
– Вы шутите.
– Не уверен.
– Финч, мы должны выяснить, знает ли она что-нибудь о картинах. А иначе зачем мы здесь? Если она захочет вернуться с нами в Нью-Йорк и увидеться с отцом, тем лучше. Мы будем героями на всех фронтах.
– Героями? – Финч покачал головой, поражаясь, как Стивен может столько упускать из виду. – Ты в самом деле думаешь, что Элис так на это посмотрит? Тебе не кажется, что это ей решать, когда и что говорить Агнете о Томасе, и говорить ли вообще что-нибудь? Такие новости не узнают от чужих людей.
– Но Элис мы не нашли, верно? И разве вы не должны во всей этой истории принимать сторону Томаса? Он отец, его мнение тоже должно учитываться.
– Дело не в том, чтобы принимать или не принимать чью-то сторону.
– Финч, я знаю, вы думаете, что я забочусь только о себе, и по большому счету это правда. Мне хватает честности признаться в этом. Но я должен увидеть эти картины. Я не сплю по ночам, думаю о Натали и Элис, сомневаюсь, верны ли мои догадки. Единственное, о чем я могу говорить с уверенностью, это руки. Больше ничего. Я ничего не знаю об их возрасте, одежде, о том, сами они на портретах или с ними есть кто-то еще. Послушайте, в какой бы неприглядный клубок они ни спутали свои личные жизни, меня это не касается. Я сочувствую им, если это кому-то интересно. Но я впервые в жизни по-настоящему хочу разобраться в сути картины, Финч. Я хочу знать, что пытался сказать Байбер, а не только посмотреть, как выглядят две другие панели. Никогда еще мое восприятие не было настолько близким к отцовскому. Неужели вам не хочется знать? Неужели вы не сделаете всего, что в ваших силах, чтобы докопаться до сути?
