Она не жалела о разрыве отношений с Талеевым. Пусть так и будет! Встреча с Тарасом Михалиным показала ей, что ее сердце отзывается каждый раз, когда она привлекает внимание достойного мужчины. Каждый из них по-своему хорош, неповторим - даже Борис Герц с его неуемной страстью и стремлением решить все проблемы с помощью тугого кошелька. Вершинин был романтичен и порывист, почти как Андрей Чернышев в юности… Мартов признался ей, что она излечила его от любви к Кате. А господин Михалин тщательно скрывал неловкость от того, что хотел завести интрижку с домработницей, и бесился, не в силах совладать со своим желанием.
Такая уж она, Маша, уродилась - непонятная: что-то в ней вспыхивало и гасло, вспыхивало и гасло… как огонь, в который невидимая рука подбрасывает поленья. Она увлекалась мужчинами, потом остывала. Они же продолжали гореть и требовать от нее взаимности. Она давала им свою нежность, когда испытывала ее, и не желала притворяться, когда чувства уходили.
Люди хотят быть цельными, они хотят быть правильными, поступать хорошо. Но разве кто-нибудь знает, что это такое? Маша пыталась быть похожей на них - не получалось. Мучительно было заставлять себя делать не то, что хочется, а то, что положено. Она старалась… видит бог! Наверное, с ней что-то не так. Она не такая, как остальные. А какая?
Мария Варламовна взяла в руки настольное зеркало, поднесла к лицу… Красавицей она себя не считала, но осознавала свое обаяние. Она умела привлекать. Мужчины теряли из-за нее голову. И что? Она несчастлива… одинока и беззащитна.
«Не надо было уходить из строительной бригады, - подумала Симанская. - Там хоть и приходилось нелегко, но зато все остались живы и здоровы».
Она вспомнила, как первый раз пришла в квартиру Тараса Михалина, как он скрывал существование домработницы от всех, особенно от своей любовницы Анжелы. И от Мартова тоже. Господи… как все перепуталось! Не надо было ей соглашаться работать еще и у Феликса. Не надо было делать одно, не надо было делать другое… Если бы время поворачивалось вспять!
Тарас Дмитриевич боролся с собой, не сразу начал оказывать ей явные знаки внимания, думал, она ничего не понимает, не видит. Что-что, а поведение мужчин Мария Варламовна всегда читала, как открытую книгу. Они не могли ввести ее в заблуждение, как ни старались. Вот и господин Михалин - не исключение.
- А ведь он мне понравился, - призналась себе Симанская. - Красив, негодяй, до умопомрачения. Пожалуй, с таким бы я не соскучилась.
Тарас рискнул склонить ее к сексу, но весьма неудачно. Она применила свой обычный прием - распалила его как следует, а потом сделала вид оскорбленной невинности. Господин Михалин же еще извинялся и не знал, как загладить неловкость. Он ничего не понял! Зато чувство вины сделало его покладистым и щедрым, как Крез [8].
Мария Варламовна улыбнулась, вспоминая роскошный ужин, который он устроил для двоих… а она решительно отказалась от угощения и взялась за уборку. Тарас ходил за ней по пятам, уговаривал… вздыхал. В следующий раз он купил ей в подарок дорогое украшение и вызвал этим приступ истерического смеха. Симанская вдруг представила Герца на коленях посреди заснеженной аллеи, сующего ей в руки бриллиантовый кулон.
- Еще один покупатель! - непонятно сказала она, наотрез отказываясь брать подарок. - Я бы на вашем месте была поосторожнее.
Михалин недоумевал, обижался… ревновал ее к Мартову. Кажется, они поссорились из-за нее. А ей больше приглянулся Тарас. Наверное, она немножно влюбилась в него. Легкая влюбленность… Интересно, какая она еще бывает? Тяжелая, горькая, страстная, серьезная, безответная, безнадежная, трагическая?
- Ничего подобного мне испытывать не приходилось, - прошептала Симанская. - Выходит, природа меня в чем-то обделила?
Первое сильное влечение к мужчине Мария Варламовна почувствовала в восемнадцать лет - не в четырнадцать и даже не в шестнадцать. Значит, к ранним пташкам ее причислить нельзя. Почему же на нее еще в школе косо смотрели учителя и родители одноклассников? Мальчики ходили за Машей табуном, но она только улыбалась им, приветливо кивала головой, охотно вступала в разговоры. А почему бы и нет? Что в этом предосудительного? Ничего интимного у нее с ними не было.
Первым ее мужчиной стал Андрей Чернышев, и она об этом ни разу не пожалела.
Звонок в дверь заставил Марию Варламовну вздрогнуть. Воспоминания юности сменила суровая действительность, в которой существовали такие жестокие, непоправимые вещи, как смерть, убийство, суд людской, раскаяние и призрак тюрьмы.
- Это я, Смирнов, - сказал из-за двери знакомый голос. - Открывайте, не бойтесь.
Она впустила гостя в прихожую, с недоумением глядя на его веселое лицо. Неужели кто-то еще может веселиться, улыбаться искренне?
- Я приехал за вами, Мария Варламовна, - сказал сыщик. - Как вы себя чувствуете? Четыре часа пути выдержите? Это только туда, а потом - и обратно. Правда, машина классная, в салоне тепло.
- Куда «туда»? - равнодушно спросила она.
- Пока не знаю, - развел руками Всеслав. - Примерно предполагаю и надеюсь на вас.
- На меня?
Смирнов радостно кивнул.
- Одевайтесь тепло, удобно, возьмите с собой лекарства на всякий случай. Думаю, завтра к обеду мы должны вернуться, но… мало ли? Оставьте записку вашей подруге.
- Римме?
Мария Варламовна говорила и двигалась, как во сне. За ней приехали? Зачем? Куда ее повезут?
- Вы меня в милицию забираете? - пересохшими губами спросила она.
- Бог с вами! Я - частное лицо, - мягко ответил Смирнов. - У милиции свои дела, у меня - свои. Поторопитесь, прошу вас! Скоро начнет смеркаться, а нам далеко ехать.
- Ладно…
Госпожа Симанская ушла в свою комнату, возилась там около четверти часа. Смирнов молча ждал, не подгонял ее. Вышла она в свитере и брюках, укутанная в шерстяной шарф. Сыщик помог ей надеть куртку, запереть квартиру.
- У Риммы есть ключи? - спросил он.
Мария Варламовна кивнула. Кремовый шарф очень шел к ее волосам. Даже в простой куртке и брюках, без косметики на лице, она была удивительно хороша.
Внизу, в джипе, их ждали Ева и господин Михалин. Шел мелкий снежок, мороз крепчал. Тарас Дмитриевич при виде Симанской вспыхнул, вышел из машины, остановился в нерешительности… Она не ожидала его встретить здесь, отшатнулась. В горле у нее запершило.
- Садитесь, - галантно поклонился Тарас, распахивая перед ней дверцу. - Мы с вами устроимся сзади. Вы не против?
Она молча села, закрыла лицо шарфом. Что за спектакль устроил этот Смирнов? Очную ставку, что ли, решил организовать? Гадать теперь уж поздно…
- Пикник в ночном лесу! - сообщил сыщик, усаживаясь за руль. - Вы, Тарас Дмитриевич, за это приключение должны благодарить Матвея, вашего банщика. Он вспомнил, что вечером первого февраля вы сильно, простите, набрались… не удержали равновесия и напоролись на острый угол полка… Перед вами буйные ребятки парились, повредили полок, а столяр не успел его обстругать. Матвей каялся, что не предупредил вас, промывал вам царапину, но вы ничего этого не помните по причине сильного опьянения. Ваша подруга Анжела, по-видимому, тоже.
