Я не
Я не боюсь
Я не боюсь темноты
Раздались громкие крики, разнося эхо боли и муки. Потом так же, до ужаса внезапно, замолкли.
Крошки бетона, которые выковыряла из стены вокруг державших пластину болтов, Трейси замела в дыру, проделанную Сариным костылем, и засыпала землей. Из комнаты за стеной послышались удары. Трейси выровняла кусок ковра в одну линию с остальными.
Дверь распахнулась.
Пятясь, вошел Хауз. Посмеиваясь, он волок за собой что-то тяжелое, а потом бросил свою ношу у одной из опор. В тусклом свете из двери было видно, что это тело, но Трейси не могла разглядеть лица. Она предположила, что это Паркер.
Хауз перебросил длинную цепь через балку, отошел и стал тянуть, как моряк, поднимающий на мачте парус. Тело приподнялось, руки вытянулись над головой. Хауз продолжал тянуть, пока тело не повисло, как туша на витрине в мясной лавке. Удовлетворенно хмыкнув, он прицепил цепь к крюку на опоре, потом сел, прислонясь к другому столбу и положив руки на колени, и, тяжело дыша, согнулся. Через минуту, отдышавшись, он взмахнул кулаком, пошатнулся и опустился на колени. Трейси слышала за гулом генератора его учащенное дыхание. Нить накаливания запульсировала и разгорелась, тени отступили, постепенно давая рассмотреть тело.
Рой Каллоуэй висел, подвешенный за запястья, у опоры. Балка была недостаточно высоко, чтобы он не касался ногами пола. Когда свет упал шерифу на лицо, Трейси подумала, что он мертв. Он выглядел окоченевшим. К его лицу и одежде пристал снег. Свет падал на его тело, и она заметила большой пистолет, оставленный у него на бедре. Правая нога ниже колена, где на ней сомкнулись железные зубья медвежьего капкана, изогнулась под странным углом, штанина пропиталась кровью.
Встав на колени, Трейси двинулась к Каллоуэю, но цепь была слишком коротка, чтобы добраться до него.
Хауз прекратил вращать ручку генератора и, тяжело дыша, прислонился к столу. С его лица капал пот и растаявший снег. Сняв перчатки и куртку, он бросил их на кровать, а потом встал перед Роем Каллоуэем и стал любоваться им, словно добытым лосем.
Каллоуэй застонал.
Хауз схватил его за лицо.
– Это правильно. Нечего тут умирать у меня, сукин сын! Это было бы слишком легко. Смерть слишком легкое наказание для вас всех. Вы будете так мучиться, что двадцать лет в тюрьме покажутся ничем. – Хауз повернул Каллоуэя лицом к Трейси. – Посмотри, шериф. Все твои усилия, вся твоя ложь ни к чему не привели.
– Ты идиот, – сказала Трейси.
Хауз отпустил Каллоуэя.
– Как ты меня назвала?
Она покачала головой.
– Я сказала, ты идиот.
Он шагнул к ней, но не подошел вплотную.
– Ты действительно думаешь, что это сойдет тебе с рук?
Каллоуэй пошевелил ногами, пытаясь встать, и закричал от боли, что привлекло внимание Хауза, который снова подошел и склонился к нему так, что они чуть не соприкоснулись носами.
– Ты знаешь, каково это – одиночное заключение, Рой? Это как будто тебя засунули в дыру и лишили всех чувств. Как будто ты больше не существуешь и мира больше не существует. Вот что я сделаю с тобой. Я буду держать тебя в этой дыре, чтобы ты почувствовал, что тебя больше нет. И чтобы тебе захотелось умереть.
– Ты действительно первоклассный мерзавец, – сказала Трейси.
Хауз отошел от балки.
– Ты ни хрена не знаешь.
– Я знаю, что ты облажался дважды. И угодил в тюрьму дважды. Может быть, хватит, а то ведь ты не такой умный, как себя считаешь?
– Заткнись, сука.
– Умный человек учится на своих ошибках, – сказала она, дразня его. – Не ты ли это говорил? Не похоже, что ты научился.
– Я сказал, заткнись.
– Ты притащил сюда седар-гроувского шерифа. Каким идиотом нужно быть для этого? Ты вернешься в тюрьму. В третий раз. Третий страйк – и ты в ауте, Эдмунд[34].
– Никуда я не вернусь. У нас с ним не закончено одно дело. А потом я разберусь с тобой.
Хауз поставил генератор на стол и развернул его. Задняя стенка была снята, и от больших батарей тянулись провода, как Трейси и предполагала.
Он открутил барашки на клеммах и закрепил в них медные провода с оголенными концами, а когда, обернувшись к Трейси, чтобы что-то сказать, случайно коснулся их, проскочила искра. Хауз, сморщившись, отскочил.
– Черт!
– Боже, какой же ты болван!
Он шагнул к ней.
– Не называй меня так.
– А почему, ты думаешь, он пришел сюда? Может быть, подумаешь об этом? За тобой придут, Эдмунд. Ты опять проиграл.
– Заткнись.
– Ты ничему не научился. Ты был на свободе. Тебя даже не собирались повторно судить. Ты мог уйти, но в тебе взыграло самолюбие.
– Я не хотел уйти. Я хотел отомстить.
– Вот потому ты и дважды неудачник. Идиот.
– Хватит называть меня идиотом!
– Ты получил шанс, на который надеются все заключенные, и ты профукал его по своей глупости.
– Хватит…
– Ты не выиграл. Ты опять проиграл. У тебя не хватает ума понять это. Ты идиот.
Он бросился к ней в ярости, выпучив глаза. Трейси выждала, когда он приблизится, держа руку на тупом конце костыля в своем сапоге, потом приподнялась и всадила острый конец Хаузу под ребра, используя его инерцию и всю свою силу, чтобы костыль проник как можно глубже.
Хауз взревел от боли и упал навзничь.
Трейси повернулась и, упершись сапогом в стену, что есть силы рванула цепь. В воздух взлетели крошки и осколки раствора и пыль штукатурки, когда ржавая пластина вместе с болтами выскочила из стены. Все еще в наручниках, Трейси бросилась к большому револьверу на бедре у Каллоуэя, но не успела расстегнуть кобуру, как Эдмунд Хауз схватил ее сзади за волосы и дернул назад.
Они оба упали, опрокинув самодельный стол, отчего генератор ударился об пол. Трейси упала спиной на Хауза, он накинул ей на шею цепь и стал душить. Она ударила его затылком, стала бить локтями и пятками. Цепь давила все сильнее. Трейси попыталась засунуть пальцы под нее, но Эдмунд был слишком силен, а звенья слишком прочны. Опустив руку, она стала ощупывать пол и, нащупав загнутый конец костыля, воспользовалась им. Хауз громко выругался.
Она дернулась сильнее, и Хауз снова закричал и на этот раз ослабил цепь. Она еще раз со всей силы ударила затылком и на этот раз ощутила, как треснула его переносица. Цепь совсем ослабла, так что Трейси смогла выскользнуть и вдохнуть. Подняв цепь над головой, она подползла по полу к Каллоуэю и, приподнявшись, расстегнула кобуру и сжала рукоятку револьвера, прежде чем цепь снова дернулась, как поводок непослушной собаки, разве что была прицеплена не к ошейнику, а к наручникам, и когда она дернулась, револьвер вылетел из рук Трейси и упал где-то в темноте.