Доберманы, будто косяк черных дельфинов, утопая в снегу и выныривая на поверхность, преследовали нас чуть позади. А спереди уже прыгали по ступеням широкой мраморной лестницы трое охранников с помповыми ружьями. Четвертый, появившись в дверях, припал на колено и довольно точно пальнул навскидку. Заряд его «ремингтона» разворотил, судя по результату, весь двигатель. «БМВ», будто налетевшую на невидимое препятствие, развернуло боком. И как раз тем, с которого Чума занимал огневую позицию. Автоматом парень с татуировкой владел не хуже нашего батальонного Диковича. Прежде чем мы покинули автомобиль, все трое охранников лежали, обливаясь кровью, у подножия лестницы, а четвертый сучил ногами на верхней площадке. Ему пуля, видимо, угодила в живот. Но стоны его потонули в предсмертном визге доберманов, встреченных у машины Белкой и Жориком. Вернее, короткими очередями их «Калашниковых».
— Рок энд ролл! — на английский манер заорал Финт, взлетая вверх по ступенькам.
Выстрелом в голову он добил раненого охранника и скрылся в доме.
— Сарай проверь! — деловито распорядился Чума, указывая Белке на бревенчатый флигель слева от резиденции.
Светившиеся в нем окна с началом штурма погасли. И это было подозрительно. Сколько в поместье Раздорова осталось охраны и прислуги, мы понятия не имели, как не имели понятия о наличии самого депутата.
— А вы, Александр еще пока Иванович, — язвительно обратился ко мне Чума, — подвал поищите, где наш бугор мышей ловит!
Не спуская взгляда с его опущенного глушителя, я направился к боковому входу. «Интересно, вызвали эти олухи дежурный наряд или на свои силы понадеялись?» — размышлял я попутно.
— Жорик! Давай за Финтом и гони всех, кто там есть, на первый этаж! Маски не снимать! Клюшек не лапать! С депутатом и членами его семьи обращаться, как с оргтехникой! — отдавал Чума за моей спиной приказы.
Высадив локтем дверное стекло, я открыл замок и обследовал в темноте небольшое помещение. Это была кухня, оснащенная плитами, грилем, посудными полками, колонками, буфетом и парой холодильников. За одним из них я и встал. Вовремя встал, между прочим. Только встал, как услышал скрип снега под ногами и увидел тускло блеснувший при свете естествен нога спутника нашей планеты знакомый глушитель. Чума, как я и думал, более озадачен был не поисками Руслана, а сведением личных со мною счетов. Осваиваясь, он замер на пороге. Но промысел Божий, как известно, неисповедим, и судьба распорядилась по-своему. Обитая войлоком дверь, ведущая из кухни в особняк, неожиданно распахнулась.
— Сдохни, падла! — тонким голосом крикнул молоденький член команды сторожей, притаившийся, надо полагать, в здании и следивший из какого-нибудь окна за происходящим снаружи.
Пистолет, который он сжимал обеими руками в стиле киношных рейнджеров, грохнул и снес бандиту полчерепа. Лихо перескочив через его тело, сторож выбежал во двор. Как раз под автоматную очередь.
Я покинул свое укрытие и осторожно выглянул на улицу. Ярко освещенная, точно воскресный зимний каток, площадь у резиденции была усеяна собачьими и человеческими трупами. Ближе всех лицом в снег лежал отважный «рейнджер». Так же сразу я заметил и Белку. Он сидел с автоматом на коленях, прислонившись к переднему колесу «БМВ», и смотрел в мою сторону сквозь прорези маски.
— Куда?! — спросил я, подбегая к начитанному гангстеру.
— В грудь, сука! — простонал тот. — Во флигеле!
— Лучше б ты бронежилетом заместо героина пользовался. — Я расстегнул на нем кожаную куртку.
Рубаха под ней набухла от крови. Зрачки у Белки закатились, но это еще была не смерть. Пульс у него прощупывался. Нарыв аптечку в машине, я взялся за перевязку, на которую ушел весь бинт. «Из дробовика, не иначе! — сообразил я, оказывая Белке вторую после наркотического укола медицинскую помощь. — Если пробито легкое — труба дело».
И тут в резиденции народного избранника возобновилась перестрелка. Затянув бинт потуже, я взбежал по лестнице и подобрал на верхней площадке «ремингтон». Но пальба оборвалась прежде, чем я оказался внутри здания. Посмотреть там было на что: ремонт предстоял Раздорову капитальный. Косметическим после такого погрома трудно отделаться. На первом этаже я обнаружил тела Жорика и мужчины в комбинезоне танкиста. Танкист, судя по всему, упал через перила галереи, на которую вела обитая ковролином винтовая лестница. Оба были мертвы. Финта я нашел в спальне наверху. Он, бедняга, хрипел, испуская дух. У разнесенного в щепки стенного шкафа остывал последний из могикан, оборонявших депутатскую цитадель. Финт умер у меня на руках, прежде чем я даже успел осмотреть его рану. Пуля прошила ему подбородок и застряла в черепе. Стреляли снизу вверх. Видимо, танкист выкатился из-под кровати с пышным балдахином, когда Финт в упоении боя шкаф дырявил.
Я сошел вниз с «ремингтоном» на плече. Ничто больше не нарушало мирную тишину этого райского уголка: ни лай собак, ни крики перепуганной челяди, ни даже вой милицейской сирены где-либо в отдалении. Прислуга, скорее всего, у Раздорова была местная и к ночи расходилась по домам, оставляя «ранчо» на попечение охранников.
«Бор заснул, долина спит», — вспомнил я Жуковского, стоя на крыльце и обозревая окрестности. Обозрение мое, впрочем, далее освещенного пространства не простиралось. Спрятав так и не обстрелянный до сей поры кольт, я подошел к машине. Белка уже скончался. Заряд картечи сделал свое грязное дело. Но приступать к поискам темницы или светлицы, где, по моему разумению, содержались плененные «фигуры» Маевского, я не спешил. Негоже было оставлять за спиной притаившегося врага. Кто-то отсиживался еще в охотничьем домике, ошибочно принятом Чумой за безобидный флигель.
Прихватив «ремингтон» и аптечку, я отправился в гости к неприветливым хозяевам. Как-то их надо было предупредить о моем визите, и, размахнувшись, я метнул аптечку в среднее окно. В ответ прогремели два выстрела. «Стало быть, приглашают», — истолковано было мной в свою пользу данное обстоятельство.
— Интерпол! — представился я, выбив дверь прикладом. — Всем бросить оружие и лечь вниз лицом!
Сначала о доски грянуло что-то твердое и легкое, а затем упало нечто мягкое и тяжелое. И только после этого я нашарил на стене выключатель. Нашаривать выключатели за истекшие двое суток стало для меня делом привычным.
Бордовый с кистями абажур — я думал, таких и не бывает уже — осветил чудную панораму. Сам депутат Раздоров, придавив толстой щекой доски и раскинув руки, будто апостол новой веры, готовый к распятию, лежал в теплых байковых кальсонах на чистом лакированном полу. Рядом с ним, как я и предполагал, валялась двустволка. А вот кто валялся в кровати, вздрагивая под одеялом, было пока не ясно.
— На меня напали, — засопел Раздоров, не меняя позиции. — Вы должны меня защитить.
— Уже! — Я рывком сдернул с постели одеяло.
Под ним пряталась дрожащая от страха, а теперь еще и от холода девчонка-подросток лет пятнадцати, не старше. Губы и подбородок у нее тоже подрагивали. Нимфетка была, вычурно изъясняясь, в первозданном костюме Евы, а проще — голая, как сама правда. Дабы прикрыть наготу, она схватилась за подушку, но тут же ее и бросила. Потряхивая грудками, энергично взялась обшаривать изголовье и затем всю постель. Пропажа какой-то ценности девицу испугала куда серьезней, чем появление страшного мужика в черной маске и с «ремингтоном» наперевес.
