Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
— А у вас рыльце в пушку, — улыбнулась Варенька, сняла перчатку и двумя пальчиками дотронулась до пушинки на носу у поляка. За сценой зазвенел хор ангельски чистых детских голосов.
— Степан, ты в антракте в буфет пойдешь?
Поляк вздрогнул, Варенька отдернула руку, а крест на сцене рассыпался на отдельные снежинки. Фаберовский в ярости схватился за револьвер, но Варенька схватила его за руку.
— Не надо его убивать, пожалуйста! Он же просто пьян.
* * *
Когда захлопали двери лож и публика помчалась по променуару в буфет, Черевин, просидевший все первое отделение в буфете, отодвинул от себя тарелку с красной квашеной капустой, допил водку, встал и отправился на третий ярус, где в ложе № 7, по донесениям агентов, находился один из его сотрудников. Он вошел в аванложу и услышал, как кухмистер Владимиров с жаром объясняет своему будущему зятю:
— Я вам скажу, Артемий Иванович, буфет здесь, конечно, на широкую ногу поставлен, слов нет. Но опять же, опытный глаз видит: семга подвялена, потому что с утра нарезана, котлеты из рябчика хороши без меры, но подогреты. В подогретой котлете вкус масла всегда дух дичи перебивает. А вот груша, к примеру: цена ей рубль, а на ней пятнышко! Потому как с пятницы лежала в вазе, а не в ящике в пробковой крошке. Михайлова Евдокия Михайловна здесь заправляет, конечно, что бабе в понятие! Но в Гатчино вокзал царский, а такие страсти творятся! Я летом ездил, присматривался. Буфетчик, анафема, буттербротов на немецкий манер понаделал на неделю вперед, а при мне прилавок открыл, мух согнал и водой изо рта прыскал. Только ливерных пирогов да конской колбасы не хватает. Серебряные блюда под мясо не подогревает, скотина. Ну, конечно, не Варгунин, но форели нету. В Гатчино, а форели нету. Потому что с ней возиться надо, она всегда свежая должна быть. Вы уж похлопочите перед генералом Черевиным, тут такое дело золотое. У меня б все порционно было, из Петербурга бы обедать ездили. Самому Государю незазорно было бы зайти.
— Господин Владимиров, — окликнул Артемия Ивановича Черевин. — Не могли бы вы уделить мне пару минут?
— Слушаю, ваше превосходительство!
Артемий Иванович выскочил в аванложу и прикрыл за собой дверь в залы.
— Ты что здесь делаешь, скотина?! Где ты должен сидеть?!
— Мы со Степаном… Черепушки в коронах… Свободы нет… Простору не хватает для зрения… Со всею любовью к Фамилии — ни хрена не видать… Ваше превосходительство, как пред Истинным! Степан все видит! А я ничего не вижу. Залил зенки бесстыжие, — завершил свою речь Артемий Иванович, ясным идиотическим взором лаская генерала. — А еще нас со Степаном убить пытались. На лестнице поджидали. Двоих мы цветочными горшками закидали, а третий. самый опасный, был нами побежден, схвачен и покусан собакой. Уж мы по нему палили из револьверов, как только сами живы остались! Так пули рикошетом от стен и сверкали. Уж если на нас жаловаться будут, вы за нас заступитесь.
Черевин присел на узкий диванчик.
— Можно? — В дверь заглянул Фаберовский. Он оставил Вареньку дожидаться его в буфете, а сам по наводке полковника Ширинкина отправился на доклад к Черевину. — В театре находится капитан Сеньчуков в ложе второго яруса по правой стороне, жена пристава Сеньчукова со своим отцом в третьем ярусе там же, и бразильский посланник в партере. Кроме того, я видел, как в великокняжеской ложе Его Высочество лично угощало шампанским того кирасирского офицера, который пытался убить нас в Гатчине.
— Корнета Борхвардта, который пытался вас зарубить, личным приказом великого князя прикомандировали к его особе, — сказал Черевин. — Так еще и шампанским его поят. А кто на вас покушался сегодня перед театром? Или эта пьяная скотина наврала?
— Не наврала, — протянул Артемий Иванович, покачиваясь.
— Покушались. Видимо, та банда, про которую мы вам рассказывали. Из Свято-Владимирской лиги. Которую в Полюстровской церкви у отца Серафима учат на царя нападать. Поп и послал нас убить. Помните, я рассказывал Вашему превосходительству, как за нами мальчишка от самого участка следил? Видать, выследил.
— Похоже, что сюда все змеиное гнездо собралось, — сказал Черевин.
— И не говорите, ваше превосходительство, — вмешался Артемий Иванович. — Шипят. И не заткнуть же…
— Сами заткнитесь лучше, пока по уху не схлопотали. Лаппа-Сардженецкий доложил, что в великокняжеском фойе все стулья заняты гвардейскими офицерами, которые почему-то сидят там, а не в партере или ложах, а какой-то камердинер привез тюк, в котором жандармом при входных дверях были усмотрены револьверы. А еще стало известно, что великие князья прибыли не только в сопровождении охраны из гвардейских офицеров, но и на всех улицах, прилегающих к театру, собралась, я думаю, та самая Свято-Владимирская лига: с десяток деревенских саней с какой-то сволочью в малиновых кушаках и с офицером при каждых санях. Я вызвал со Шпалерной конвойцев, подъесаула Киреева с 3-й терской сотней. Надеюсь, что они прибудут ранее следующего антракта. Тогда мы эту банду поарестуем да сволочем в Литовский замок, там уж мы все разузнаем.
Одно меня тревожит, что сейчас приедет цесаревич смотреть на па-деде в конце действия, и скажет дядьям, что Государя не будет. Владимир Александрович может успеть приказать им рассредоточиться до прибытия конвоя.
— А нельзя, — поинтересовался Артемий Иванович, закрывая ухо руками, — раз уж конвой прибудет, попросить их взять штурмом одно местечко? Тут, по соседству?
— Уж не на Николая ли Ивановича Королькова вы в обиде? — спросил Черевин, впервые за весь вечер улыбнувшись. — Полно, его уже и в городе нету, он все билеты распродал, да к себе на Поклонную гору поехал.
— Как я вас люблю, ваше превосходительство, — качнулся к генералу Артемий Иванович, так что тот испуганно вскочил с диванчика. — Это я пьяный, или всем так хорошо?
— Это тебе хорошо! — снова разозлился Черевин. — А кругом всем плохо, потому, что они не могут позволить себе даже рюмочку пропустить! Убирайся с глаз моих!
— А мне чего делать? — спросил Фаберовский.
— Идите к себе наверх, да смотрите в оба, может, еще что усмотрите. Охрану я вам оставлю на всякий случай, но Борхвардта явно теперь не на вас натравливают. Я буду в буфете в бельэтаже.
— Степан, дай денег, — высунулся из-за портьеры Артемий Иванович, когда Черевин ушел. — Последние за ложу отдал. Попросил полицмейстера, скотину, билеты достать, так божится, что нету. Отправил меня к какому-то Королькову. Сидит вот такая харя на втором этаже, отдельный кабинет, самовар… Она тут, в «Угличе», за каналом в Литовском рынке засела… «Вы знаете, говорит, господин хороший, что продаю я билеты по особо возвышенным ценам». Как назвал мне это возвышенную цену, так я и сел. Показал ей лист. А оно мне отвечает: «У нас-де дело коммерческое, мы политикой не занимаемся. Пусть ваше начальство в кассе билет оставляет». Пришлось мне в его жирную харю револьвером тыкать. Только так он цену и сбавил.
— Ты мне сейчас глаз револьвером выбьешь!
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
