Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
Заботкин пожал плечами:
— Я с ним не обсуждал эту тему.
— И напрасно. — В голосе Трусса прозвучал откровенный упрек. — Я бы на вашем месте не преминул воспользоваться неэтичной ситуацией в общих интересах стран нашего Содружества.
Они снисходительно улыбнулись друг другу: Заботкин таким образом прощал следователю его натужную шутку, Трусс же, в свою очередь, сожалел о неумении собеседника радоваться очевидным успехам товарищей.
— Ладно, оставим семейные отношения президентов президентам. Скажите, Аркадий Семенович, а что там с этой пресловутой забастовкой авиаторов, чем дело кончилось? — На этот раз интонация у следователя получилась соболезнующей.
— И не говорите, — легко откликнулся Заботкин, — совсем зашлись в своей демократии. Теперь хоть и не летай к ним.
— Кстати, я слышал, вы довольно часто навещаете этот сказочный город. И что, неужели всякий раз приходится изнурять себя визовыми сложностями?
— Вы знаете, нет: у меня там брат живет, так что, действительно, летать приходится часто, но я кое-как приспособился.
— Эх, знать бы это волшебное «кое-как», — мечтательно закатил глаза Трусс. — Это ведь как в моем любимом преферансе: «Знать прикуп — можно не работать».
Заботкин рассмеялся:
— Дорогой Анатолий Борисович… Я не слишком фамильярен?
Майор разрешающе воздел перед собой обе руки, и он продолжил:
— Дорогой Анатолий Борисович, я давно живу на этом свете и любые намеки научился понимать с полуслова. Ценю вашу осведомленность, признаюсь, даже приятно удивлен столь подробным вниманием к моей скромной персоне, но должен заметить, что моя карточная эпоха благополучно завершилась и за истечением срока давности все связанные с нею нарушения законодательств Союза ССР и Российской Федерации, каковые, не скрою, случались, в настоящее время не имеют под собой юридической силы. Ну это так, о-про-по, это все вы лучше моего знаете. А что касается пресловутых виз, тут вы совершенно правы: нелегко, а иногда и просто-таки унизительно. В этом вопросе я прибегнул к такому выходу: звоню по телефону доброжелательному представителю французского посольства, тот приезжает ко мне домой и ровно через сутки привозит в запечатанном конверте все необходимые документы, включая авиационные билеты. Мы обмениваемся конвертами и расстаемся до следующей надобности друг в друге.
— Изумительно! — Трусс постарался как можно искренне обрадоваться услышанному. — А если не в каждом посольстве работают такие «доброжелатели»?
Аркадий Семенович лукаво на него посмотрел. По всей видимости, он и в самом деле не первый год жил на свете, успел повидать многое, и труссовские актерские потуги его не убедили. Он сказал достаточно убедительно:
— В каждом. Разница исключительно в толщине конверта.
— Да-а-а, век живи… — по инерции продолжил наивничать Трусс, — а дураком помрешь. Как чувствует себя Николай Семенович?
Подобный «логический скачок» не застал Заботкина врасплох, реакция его была подобна спринтерской на выстрел стартового пистолета.
— А что ему сделается? Жив курилка, хотя, кажется, он и не курил-то никогда.
— Сегодня виделись?
— Сегодня нет. Рейс шибко ранний, а он поспать любит. Сова.
— А вчера?
— Вчера — да. Пообщались.
— У него останавливались?
Трусс задал вопрос без какого-либо расчета на успех — так, на всякий случай, а вдруг да оплошает дядечка — но подробный, старательно откровенный и безбоязненно наглый ответ Заботкина поначалу майора несколько смутил: «Не прост, ох не прост этот бывший карточный шулер, любитель резьбы по драгоценным камням». Но по размышлении зрелом он успокоился: «Ничего, и мы не лыком шиты. Тем интересней».
— Никогда у него не останавливался! Нет, нет и еще раз нет! — отчаянно замахал руками Аркадий Семенович. — Чего не было — того не было. Ни разу, никогда, ни боже мой. Зачем?! Только в гостинице, причем в одной и той же — «Кастильон». Мне даже неизвестен его адрес тамошний, он ведь давно уехал, успел офранцузиться, а у них, знаете ли, вообще не принято к себе в дом приглашать, это мы — чуть что — бутыль за пазуху и в гости на разносолы всякие домашние, а они в кафешке каком-нибудь дохлиньком наперсток коньячку сухариком зажуют, глоточком кофейку горло промочут — вот и повидались. И потом — он ведь там не на очень-то хорошем счету у ихних властей, как и здесь, бывало. Не от хорошей жизни уехал он в глухомань-то эдакую, здесь наследил по глупости-молодости и там вроде во вкус вошел нетрудового времяпрепровождения…
— На этот раз он вас вызвал или…
— Ни, ни, ни, никаких вызовов, что вы, я сам, исключительно моя инициатива, купил билет, сел, прилетел…
— А связались с ним уже из Парижа?
Заботкин растянул рот в полуулыбке, вздернул подбородок и так некоторое время молча разглядывал своего собеседника.
— Анатолий Борисович, — сказал он наконец почти доверительно, — мне очень понятен ваш интерес к личности моего непутевого брата и, поверьте, располагай я хоть малейшей возможностью помочь вам в удовлетворении столь объяснимого интереса — разве бы я мог этим пренебречь? Да ни боже мой: я весь, как на духу, перед вами. А общаемся мы очень просто: он звонит мне в Москву из автомата, называет число и место встречи и стоит мне объявиться в «Кастильоне», как его тут же ставят об этом в известность платные доброжелатели, вот и вся недолга. В тех же случаях, когда инициатива исходит от меня, как, например, на этот раз, то по прибытии в Париж звоню ему уже я, и тогда приоритет в выборе места свидания остается за мной.
Он улыбнулся совсем уж откровенно, не сводя с майора глаз, выдержал долгую паузу и, только убедившись, что никаких вопросов с его стороны не последует, продолжил:
— Может возникнуть вполне закономерный вопрос: по какому же номеру телефона я звоню ему в Париже и не могу ли сейчас вам его продиктовать? Увы, не без сожаления: нет, не могу Все дело в том, что несколько его домашних и рабочих номеров всегда хранились вот здесь, — Аркадий Семенович достал из внутреннего кармана миниатюрный аппаратик, положил на стол перед Труссом, как бы предлагая проверить правоту его слов, — но в этот мой последний приезд мы с братом резко разошлись в весьма для меня существенном: во взглядах на способы существования хомо сапиенс в этой жизни. Мы поняли, что между его и моими представлениями о допустимости и недопустимости человеческих проявлений лежит пропасть, преодолеть которую вряд ли удастся в обозримом будущем. Расстались мы не то чтобы врагами, но и не близкими, скорее абсолютно чужими людьми. И на обратном пути я в сердцах стер в своем мобильнике все его телефоны. А на память с возрастом, знаете ли, надежды никакой: сейчас и хочу вам помочь, напрягаюсь, напрягаюсь — ни одна циферка не всплывает.
— А вы не напрягайтесь, Аркадий Семенович, не напрягайтесь, а то еще, чего доброго, перните, а тут и без вас кислороду нехватка.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
