Внезапно на нее напала дрожь, а сердце замерло в страшном предчувствии.
О Боже, что я наделала?!
Лили взглянула на детей. У них был такой убитый вид, что она почувствовала боль, как от сильнейшего удара.
– Теперь нас точно отправят на ферму, – задыхаясь от рыданий, произнесла Кэсси. Слезы струились по ее щекам.
Лили не представляла, как утешить девочку. Пенелопа ухватилась за стол, словно боясь упасть.
– Нас отдадут каким-нибудь ужасным чудовищам, – поддержала она младшую сестру. Глаза ее подозрительно заблестели. – Они отдадут нас этим жутким Артемису и Одри.
– Атикусу и Аделине, – язвительно поправил ее Роберт и взял Кэсси за руку. – Но вы не волнуйтесь. Я буду заботиться о вас.
Лили показалось, что ей в грудь вонзили кинжал.
– Но они еще не победили нас! – воскликнула она, хотя сердце у нее сжималось от отчаяния. – Неужели вы думаете, что вас могут отнять у меня только из-за того, что я пролила какой-то суп?
Конечно, Лили прекрасно понимала, что дело совсем не в злополучном происшествии с супницей. Она не сомневалась, что нью-йоркская знать вновь объявила ей войну, желая изгнать из города. Ведь она считалась падшей женщиной. А такие женщины не бывают хорошими матерями. Судья же всего лишь вестник ее злой судьбы.
Дети что-то невнятно пробормотали и один за другим медленно вышли из столовой, оставив ее наедине с Морганом.
Лили чувствовала, что он пристально смотрит на нее, ощущала его тревогу и беспокойство. Не в силах дольше выдерживать этот испытующий взгляд, Лили подцепила пальцем подливку, которой было залито ее новое платье, и слизнула ее кончиком языка.
– Очень вкусно, – сказала она, с трудом разжимая губы. – А ты не хочешь попробовать?
– Лили, давай поговорим.
– Нет! – выкрикнула она, не в силах больше притворяться спокойной. – О чем тут можно говорить?!
Не успел Морган хоть что-то возразить, как она стремительно выбежала из гостиной и взлетела на лестницу. Ах, как она ненавидела ощущение поражения, которое обволакивало ее сердце, как хотела превозмочь мучительную боль! Пытаясь овладеть собой, Лили вошла в мансарду.
С улицы лился серебристый свет луны. Лили подошла к массивному шкафу и прислонилась к нему, словно думала, что только рядом с этим единственным уцелевшим в ее бывшей мастерской массивным предметом сможет успокоиться и вновь обрести уверенность, которая была ей столь необходима.
В следующее мгновение по ее лицу потекли слезы, сдавленные рыдания сотрясли тело. В бессильном отчаянии она стала колотить кулаками по дверце шкафа, словно в этом куске дерева воплотилась для нее вся несправедливость мира, с которой она безуспешно боролась. Но если раньше страдала только она одна, то теперь и детям, которых она любит, приходится узнать, что такое равнодушие и жестокость окружающих. А это уже слишком, этого она выдержать не могла.
Лили не услышала, как сзади к ней подошел Морган.
– Лили! – В его голосе звучало участие.
Она понимала, какие чувства он сейчас испытывает. Но она знала и то, что даже Морган не в состоянии ничего изменить. Он научил ее всему, чему мог, но и этого оказалось недостаточно.
– Я проиграла, – сквозь слезы произнесла Лили, продолжая стучать по шкафу кулаком. – Я проиграла!..
Внезапно раздавшийся треск и последовавший за ним шум падения чего-то довольно тяжелого заставили ее замолчать. От удивления она даже перестала плакать.
– Что это? – прошептала Лили, вытирая глаза.
Морган обошел шкаф и приблизился к стене. Лили последовала за ним, желая понять, чем же был вызван этот странный звук. Сначала ей показалось, что отвалилась и рухнула на пол задняя стенка шкафа, но, присмотревшись повнимательнее, она поняла, что упало нечто совсем иное.
Лили вздрогнула – она просто не могла поверить своим глазам, а ее мозг отказывался осознавать то, что произошло. Из узкого пространства между стеной и задней стенкой шкафа выдвинулся уголок холста. Яркие, словно пульсирующие краски были отчетливо различимы, несмотря на то что в комнате царил полумрак.
– Что это? – удивленно пробормотал Морган. Взявшись за краешек полотна, он осторожно вытянул из-за шкафа картину.
Лили оцепенела, словно не в силах была узнать изображенную почти в натуральную величину женщину с синими глазами, которая дерзко смотрела с холста.
– О Боже!.. – прошептал Морган, чуть отступив назад. Лили не могла определить, что именно прозвучало в его голосе. Презрение и возмущение? А может, благоговение и трепет?
Она закрыла глаза, тщетно надеясь, что когда откроет их вновь, то проснется и все происшедшее окажется лишь дурным сном. Но когда она снова посмотрела перед собой, то поняла, что находится не в своей спальне, освещенной лучами утреннего солнца, только подобравшегося к горизонту, а в мансарде. Творение Рейна Готорна, который предал ее, вновь вошло в ее жизнь.
Картина!
Итак, она здесь. На этот раз полотно показалось Лили еще более откровенным, чем в тот роковой вечер. И больше невозможно обманывать себя, думая, что этой картины нет и никогда не существовало. Как невозможно отрицать и то, что когда-то сказал ей Морган: ее брат действительно купил это полотно.
Горло Лили сжалось, сердце бешено застучало в груди. Теперь и Морган стал свидетелем ее позора. После всего, что у нее было с этим чудесным человеком, ей была ненавистна даже сама мысль о том, что он тоже когда-нибудь может увидеть это. Конечно, он знал о существовании картины, но знать и видеть – вещи совершенно разные. Теперь он получил доказательство ее падения. Увидев образ, созданный Рейном Готорном, отныне он будет думать о ней только как о женщине легкого поведения.
Как о женщине, которая недостойна его любви.
Лили захотелось немедленно убежать из мастерской и больше никогда сюда не возвращаться. Она проиграла битву за детей, а теперь еще и бесстыдная картина, причина всех ее бед, предстала во всей своей красе перед человеком, уважение которого она так старалась заслужить.
– Она прекрасна!
Лили резко обернулась и посмотрела на Моргана. Он по-прежнему не сводил глаз с полотна, с видом знатока живописи изучая портрет дюйм за дюймом. Колени у Лили предательски задрожали, и она едва удержалась на ногах, когда проследила за его взглядом.
И прежде картина многим нравилась, многие восхищались мастерством художника, однако ни у кого из всех этих ценителей никак не могла вызвать восхищение женщина, которая позволила запечатлеть себя на холсте обнаженной.
– Но это не ты.
Лили пришла в смятение. Если бы этот сильный человек внезапно потерял самообладание и разрыдался перед ней, то и тогда она не была бы столь удивлена. Она мучительно пыталась понять, что он хотел сказать.
Морган же приблизился к ней, обхватил за плечи и резко, без всякой нежности повернул к себе. Его глаза были полны боли и ярости.
