Томас поприветствовал шестерых своих друзей, каждый их которых смотрел на девушку с неприязнью. Он представил Джасмин как свою возлюбленную. Молодые люди смотрели осуждающе, а Оукли пробормотал что-то и отвел взгляд.
– Я подумал, что мы могли бы выпить чаю, чтобы вы поближе познакомились с мисс Тристан, – спокойно произнес Томас.
Но, по очереди извинившись, его друзья пошли прочь. Острое беспокойство охватило Джасмин, когда она попыталась понять, что творится в душе у ее любимого. В его глазах вспыхнула, а потом растворилась печаль.
– Едем ко мне. Я прикажу подать чай, – предложил он, но его улыбка показалась Джасмин вымученной.
Когда они вернулись домой, в гостиной сидела леди Кларедон. Она поднялась из кресла и повернулась к Джасмин спиной.
– Убери ее из моего дома, Томас. Я не стану с ней разговаривать.
– Мы с Джасмин любим друг друга, мама, и ты должна принять это.
– В таком случае ты должен принять тот факт, что я никогда не признаю ее. Она так же мертва для меня, как и твой брат. – Женщина крепко стиснула в пальцах кружевной носовой платок.
Лицо Томаса потемнело от гнева, и Джасмин сжала его руку:
– Прошу тебя, Томас, давай уйдем.
– Нет, – резко бросил молодой человек. – Джасмин теперь часть моей жизни, мама, а ты должна стыдиться за то, как поступила с ней и с Найджелом.
Леди Кларедон гневно нахмурилась.
– Я не хочу, чтобы это имя произносилось в моем доме. Оставь меня, Томас.
Джасмин потянула Томаса прочь, и тот последовал за девушкой в сад. Влажный воздух коснулся ее щек, а по спине пробежала дрожь. Март в Англии выдался на редкость холодным и унылым в отличие от Египта. Ее любимого Египта.
Джасмин знала, что должна сделать. Во рту у нее пересохло, а слова, казалось, застряли в горле.
Ее сердце разрывалось на части. Джасмин мучила боль, как если бы на ее грудь положили тяжелый камень. Нет, у них ничего не получится. Египет был восхитительным приключением, которое теперь осталось в прошлом.
На лацканы сюртука Томаса упали дождевые капли. Словно слезы.
– Мне жаль, что они так обошлись с тобой, Джас. Моя мать… Я полагал, что теперь все будет иначе.
– Мне тоже жаль, Цезарь. Но что толку от постоянных извинений?
Губы Томаса сжались в узкую полоску.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Твои друзья по-прежнему меня презирают. Теперь даже больше, чем прежде. Они косо смотрят на меня и перешептываются о том, что я каким-то образом тебя околдовала. А твоя мать… Ты сам видел, что произошло. Все хуже, чем было до нашего отъезда, Англия осталась верной себе. – Джасмин горько улыбнулась.
Лицо Томаса оставалось непроницаемым. Он взял себя в руки, и теперь Джасмин видела перед собой уверенного и вежливого графа Кларедона, на плечах которого лежало бремя власти.
– Англия – мой дом, Джасмин. Здесь моя семья, мои дела. У меня, наконец, появились деньги, чтобы начать ремонт городского дома и родового поместья.
– Знаю, – тихо ответила девушка. – В твоих многочисленных обязанностях для меня не остается места. У нас просто-напросто ничего не получится.
В глазах Томаса промелькнуло беспокойство.
– Джас, – хрипло произнес он.
– Прошу тебя, не говори ничего. Мне и так слишком тяжело. Я должна сказать. Я люблю тебя, Цезарь. Тебе нужна такая жена, которую все ожидают видеть рядом с тобой. Идеальная жена, которую примет общество, которая сможет сопровождать тебя на балах и званых обедах. Я… не такая. Я всего лишь Джасмин.
– И что же… ты уедешь? Джасмин, останься. Мы сможем что-нибудь придумать. Я уверен… – Голос Томаса сорвался, когда он понял всю тщетность своих попыток.
– Как? – спросила Джасмин. В ее нежном голосе слышалось понимание. – Ты граф, которому нужна жена с безупречным происхождением, а не такая, вслед которой несутся грубые оскорбления. Женщина, которую принимает общество, а не иностранка, вызывающая презрение. Что бы ты ни делал, в глазах общества я навсегда останусь презренным Коричневым Скорпионом.
В глубине души Джасмин надеялась, что Томас забудет о долге. Но надежда угасла при виде выражения его лица.
– Как бы мне хотелось, чтобы все было иначе, – тихо произнес Томас, и Джасмин поняла, что потеряла его навсегда. И все же она попыталась улыбнуться.
– Что ты будешь делать? – Томас смотрел на нее с такой нежностью, что она еле сдерживала рыдания.
– Вернусь в Египет. Там мой дом. Теперь я это поняла. – И, чтобы убедить Томаса, что все будет хорошо, Джасмин добавила: – Мои родители поняли меня и одобрили принятое мною решение. Я уже договорилась с издателем, что буду присылать свои статьи из Каира. Книгу напишу там же. Он предложил щедрый аванс, так что мне будет на что жить. Дядя Грэм купил в Каире дом. Я остановлюсь в нем.
– Джас… ты будешь жить одна в этом городе. Прошу, не уезжай.
– Со мной все будет хорошо. Правда, – с трудом выговорила Джасмин, а потом привстала на цыпочки и легонько поцеловала Томаса в щеку. – До свидания, Цезарь. Я… буду по тебе скучать. Твоя жизнь была отнюдь не идеальной, но я надеюсь, что ты найдешь идеальную женщину.
Развернувшись, Джасмин подобрала юбки своего английского платья, которые казались ей тяжелыми, как свинец. Когда она проходила по полутемному коридору, ей показалось, что Томас тихо произнес вслед:
– Но я уже нашел.
* * *
Они ушли из его жизни навсегда: сначала брат Найджел и вот теперь Джасмин. Его единственная любовь. Его сверкающая звезда.
Томас задумался, вспоминая сладость их первого поцелуя. В ту ночь на небе мерцало лишь несколько звезд. А теперь они погасли навсегда, потому что Джасмин покинула его.
Граф Кларедон. Богаче и могущественнее самого Юлия Цезаря! Хозяин всего, чего только он может захотеть. И вместе с тем хозяин… пустоты.
Томас посмотрел на изображенную на картине египтянку.
– Джас, – хрипло произнес он и, опустив голову, впервые в жизни заплакал. Он плакал обо всем, что пытался получить, но потерял.
Спустя несколько минут Томас уже вновь овладел собой. Он теперь граф, и у него много обязанностей. Наконец он мог осуществить преобразования, о которых его отец и слышать не хотел.
Томас направлялся в гостиную, когда лакей подал ему письмо. Увидев, что оно от сестры, Томас нетерпеливо сломал печать.
Аманда все еще находилась в Шотландии в родовом доме своего мужа. У нее не было возможности приехать на похороны, но она планировала навестить брата и мать позже. «Я приеду, когда малыш появится на свет, – писала Аманда. – Томас, я так счастлива. Я безумно влюблена и желаю тебе того же. Мир вокруг меняется, когда рядом с тобой тот, кто любит тебя всем сердцем. А все остальное не важно».
