19
Ребенок заплакал, и Мерси Камерон потянулась к нему, собираясь забрать:
– Давай, я ее возьму. Она хочет к маме.
– Да, конечно, – ответила Полин, неохотно возвращая ребенка матери.
– Джейн всего два месяца, а она знает, кто ее мама. Правда, Джейн, пышечка ты моя?
Полин смотрела, как успокаивается малышка на руках матери, и отвернулась. У тира для стрельбы из лука уже выстроилась целая очередь из детей, но Полин оставила свой пост, чтобы взглянуть на малышку Мерси Камерон. И вот она вернулась к прерванному занятию: помогать мальчикам стрелять в цель за приз. Уходя от Мерси, Полин бросила взгляд на плакат над палаткой через дорогу и в очередной раз почувствовала неприятный холодок: «Спешите увидеть это шоу, пока живы, а то умрете и уже ничего не увидите». Надпись напоминала, что не за горами ее день рождения. Через несколько дней ей должно исполниться тридцать три.
В это теплое апрельское утро на ярмарке в Камероне было по-особенному многолюдно. Казалось, всем жителям района вдруг дружно захотелось приехать сюда посмотреть на такие увлекательные и своеобразные зрелища, как человек, глотающий шпаги, и абориген, боксирующий с кенгуру. На ярмарке проводились соревнование «Рубка дерева» и скачки, ходили на ходулях акробаты, разъезжали на осликах клоуны. Желающие могли узнать судьбу у гадалки Магды и понаблюдать за ловкостью рук фокусника Престо. Полин с Луизой Гамильтон работали в павильоне, где дети стреляли из небольших по размеру луков в цель на тюке прессованного сена. Павильон пользовался популярностью, цена трех выстрелов была один пенс, и вся вырученная сумма должна была пойти в сиротский приют Камерона. Но Полин никак не удавалось сосредоточиться на своей работе. Ее отвлекали мысли о младенцах и предпринимателе из Сиднея Джоне Прайоре, которого она встретила в прошлом месяце в Мельбурне. Его сходство с Хью Уэстбруком было просто потрясающим.
– Малышке Джейн досаждают колики, – пожаловалась ей Мерси, наблюдая, как Полин помогает маленькому мальчику справиться с луком и стрелой. – Мод Рид посоветовала добавлять в молоко мяту перечную, но улучшения что-то не заметно.
Полин прочитала книгу об уходе за младенцами, написанную няней, пользующейся в Мельбурне большим авторитетом. Она также читала статьи в женских журналах, касающиеся ухода за маленькими детьми, и всегда прислушивалась, когда матери делились опытом. Ей хотелось сказать Мерси, что для младенцев мята перечная слишком резкая и предпочтительнее мята колосовая, как менее крепкая. Но Полин сочла за лучшее держать свое мнение при себе. Она давно уже убедилась в том, что если дело касалось детей, никто не желал слушать советы женщины, их не имеющей.
Она чувствовала под руками худенькие плечики мальчика, которому помогала целиться, и думала, насколько все несправедливо. Что касается заботы о детях, Полин могла бы многое предложить, но ей недоставало собственного ребенка. Она понимала, что с рождением ребенка женщина не становилась сразу знатоком по части ухода за ним, но материнство являлось своеобразным знаком отличия. Бездетные женщины считались неудачницами, и, конечно же, от них не приходилось ждать совета, заслуживающего внимания. Иногда желание Полин иметь ребенка становилось настолько сильным, что она просыпалась среди ночи вся в слезах. В первые годы супружеской жизни с Колином она с нетерпением ожидала ребенка, но так и не дождалась. Она ездила к специалистам в Мельбурн, но они ей не помогли. Ходила она за советом к местным повивальным бабкам, рекомендовавшим ей пить разные настои и отвары, а также класть под подушку определенные травы. Но все было напрасно.
– Так Господь рассудил, моя дорогая, – ответил ей пастор Мурхед, когда она поделилась с ним своими тревогами. – И ничего с этим не поделаешь. По каким-то своим причинам Бог не желает, чтобы у тебя были дети.
Но Полин хотелось возразить, что это несправедливо. У Луизы Гамильтон было шестеро детей. Почему бы Богу не распределять свои щедроты более равномерно? И, наконец, Мод Рид высказала предположение о другой причине ее бесплодия, и Полин теперь все чаще стала подумывать о том, что в словах Мод, возможно, была доля истины.
– Для зачатия должна быть любовь, – сказала ей тогда Мод. – А я чувствую холодность между тобой и Колином. А если так, то зачатия быть не может.
Неужели это верно? – гадала Полин. Неужели вся беда в том, что между нами нет нежности? Может быть, это и старался ей объяснить пастор Мурхед? Что Бог не допускает к жизни детей, лишенных любви. Но если дело в этом, то решение могло быть единственное: каким-то образом внушить Колину любовь к ней. После семи лет брака Колин оставался для Полин скорее чужим человеком, чем мужем. Их жизни походили на два независимо друг от друга вращающихся круга и соединялись только тогда, когда круги соприкасались: на балу или во время охоты, устраивавшихся в Килмарноке. В такие моменты Полин и Колин вели себя как безупречная пара: проявляли взаимное внимание, шутили и дополняли друг друга: он своей заносчивостью, она – красотой. Знать Виктории преклонялась перед псевдовеличием Килмарнока, гости покидали его, неизменно переполненные завистью, восхищением и дорогим шампанским. Затем круги их жизней снова расходились. Он возвращался к своим овечьим загонам, мужскому клубу и политике совета округа, а Полин ждали благотворительные дела, теннисный клуб и стрельба из лука. Обращались они друг к другу «мистер и миссис Макгрегор». Они вместе ужинали вечерами, спали порознь и раз в неделю Колин приходил к ней исполнить супружеский долг. Близость была строго вымерена и стала неким ритуалом. Полин решила, что от такого союза ребенок получиться никак не может.
Но было когда-то и другое время. Помогая мальчику натянуть тетиву и прицелиться, Полин вспоминала свои первые дни с Колином. И особенно их брачную ночь на борту корабля, идущего к берегам Шотландии. Он привлек ее к себе, напряженный и возбужденный. Она пыталась что-то сказать, но он прикрыл ей рот рукой и сказал: «Не говори ничего». Он овладел ей с такой силой и резкостью, что она была ошеломлена. Он был ненасытен, словно желал поглотить ее. Она попыталась держаться с ним на равных, но он подчинил ее, взял над ней верх с таким неистовством, что вначале она испугалась, но потом это увлекло ее, когда он завладел ею безраздельно. Полин не знала прежде, что значит подчинение, никогда не находилась полностью ни в чьей власти. Впервые в жизни она перестала быть хозяйкой положения. И ей это понравилось. В таком оглушающем своей мощью порыве они соединялись в первые годы их совместной жизни, и Полин думала, что от такой страсти должен был появиться ребенок. Но годы шли, а ребенка не было, и их близость превратилась в простую безликую привычку.
Теперь Полин была на грани отчаяния. Она вступила в последнее десятилетие, когда еще можно было надеяться произвести на свет ребенка. Возможное будущее ее ужасало: одинокие годы, лишенные смысла, когда ей придется смириться с незавидной участью «тетушки» для чужих детей. Конечно, был Джадд, теперь почти шестнадцатилетний и весьма независимый молодой человек. Но ее усилия заменить ему мать он не принял, и если бы она потрудилась над этим задуматься, то ей пришлось бы признать, что в стараниях ее не было души. Он оставался чужим ребенком. Быть мачехой Джадда оказалось совсем не тем же самым, что иметь собственного ребенка.
