Она откатилась в сторону, держась за горло и с жадностью дыша. А Рустам смотрел на свои руки, испачканные свежей мальчишеской кровью, и кричал. Девочка, пошатываясь, поднялась на ноги. Рустам перевел на нее безумные глаза и, дрожа от разрывавшего его напряжения, махнул в сторону реки.
— Уходи!.. — прорычал он.
Эльфийская девочка кивнула и бросилась в воду. Она плыла и плакала, плакала и плыла. А позади нее кричал человек из другого мира. Он катался по траве. Царапал землю, ломая ногти, и рычал как зверь.
Когда она выбралась на эльфийский берег и обернулась, то увидела, что человека рвало. Выворачивало наизнанку от того, что он только что сотворил собственными же руками. И она побежала что было сил, стараясь скрыться от возобновившегося безумного воя, летевшего над водой.
В придорожном трактире было шумно. Сюда часто наведывались возчики, доставлявшие товары из Эдвитании в Глинглок. Пока шла война, эдвитанские возчики сидели без работы, перебиваясь случайными заработками. Но война, слава богу, закончилась. Дорога оживилась пуще прежнего, и взбодрившиеся вернувшимся заработком возчики с удовольствием просаживали монету-другую в приютившемся вблизи от глинглокской границы трактире.
Помимо возчиков в расположенный в удобном месте трактир не брезговали заглядывать и купцы, путешественники и прочий дорожный люд. Разбитной бывалый эдвитанский трактирщик повидал на своем веку всякого. Но даже его удивлял молодой глинглокский рыцарь, пришедший в трактир три дня назад и все эти три дня напивавшийся без отдыху и передышки.
Вот и сейчас, разбив очередной кувшин о грубый деревянный пол, рыцарь выразительно смотрит на трактирщика мутным взглядом. Кому-либо другому столь регулярно бить посуду трактирщик не позволил бы. Но рыцарь платил щедро и не глядя. Такому можно позволить многое.
Трактирщик, взяв в каждую руку по кувшину, подошел к столу и поставил их перед рыцарем. Рыцарь окинул кувшины мрачным взглядом и хмуро буркнул:
— Плохое у тебя пойло… не цепляет.
— Есть и покрепче, — подобострастно заметил трактирщик. — Но оно дороже.
— Деньги… брызги, — выдавил из себя рыцарь и махнул рукой. — Неси.
Трактирщик убрал кувшины и принес другие.
— Это, — сказал он, показывая на темный пузатый кувшин, — гномий брабадар, сильная вещь.
— Гномий? — прищурился рыцарь. — Не-а, гномьего нам не надо… даже даром.
— Хорошо, господин, — не стал спорить с ним трактирщик и похвалил себя за предусмотрительность. — Тогда вот, — он поставил на стол другой кувшин, длинный и узкий, — это гоблинский тургибат. Даже посильней брабадара будет, ну и уж конечно получше.
— Гоблинский это хорошо, — качнул головой рыцарь, думая о чем-то своем. — Неси сразу пять… нет, десять кувшинов.
— У тургибата только один недостаток, господин, — осторожно заметил трактирщик. — Он очень дорогой.
Рыцарь двинул пальцами, и по столу заскользила золотая монета. Глаза трактирщика округлились, и он сноровисто ее подхватил, не дав ей упасть на пол.
— Вот… — буркнул рыцарь, откупоривая первый кувшин с тургибатом, — свистнешь, когда закончатся.
Рустам не помнил, как он здесь оказался. Не понимал, зачем он здесь. И не хотел знать, что будет завтра. Он похоронил Жано, похоронил убитых им эльфийских мальчишек и пошел куда глаза глядят. Ему было больно, так больно, как никогда в жизни. Больно и пусто. У него осталось только прошлое, прошлое, о котором он не хотел вспоминать. И он даже не представлял, как может существовать еще и будущее, когда в прошлом и настоящем так много боли и крови. Он пил дерущий горло тургибат, не чувствуя вкуса и с радостью ныряя в серый туман алкогольного небытия. Когда он из него выныривал, его разрывало тоской и болью, и он поспешно нырял туда снова.
Когда его организм в очередной раз переработал чудовищную порцию алкоголя и Рустам снова вынырнул, он с удивлением обнаружил, что не один. Рядом с ним за столиком сидел немолодой уже мужчина со спокойными черными глазами и длинными вьющимися волосами, перевязанными узорчатой ленточкой.
— Ронин… — выдохнул Рустам и пошарил рукой, пытаясь нащупать то ли меч, то ли очередной кувшин.
— Да, это я, причем собственной персоной, — криво усмехнулся Ронин.
Рустам наконец нащупал меч, но не смог выдернуть его из ножен.
— Черт! — пьяно выругался он, смотря на Ронина плывущим взглядом.
Ронин многозначительно хмыкнул, небрежно прочитал заклинание и щелкнул перед лицом Рустама пальцами. В то же мгновение в шею ему уперлось острое лезвие меча.
— Зря ты это сделал, — проговорил протрезвевший Рустам. — Лучше бы ты меня оставил пьяным.
— Для кого лучше? — поинтересовался Ронин, словно не чувствуя, как меч опасно натягивает кожу на шее.
— Для обоих, — хмыкнул Рустам.
— Да брось. — Ронин пренебрежительно махнул рукой. — Хочешь меня убить? Давай убивай.
Рустам задумался.
— Раньше хотел, — произнес он наконец и убрал меч, — а теперь мне все по фигу. Зачем приперся? — спросил он, открывая стоявший на столе кувшин.
— И стоило тебя трезвить, если ты все равно заново напьешься, — задумчиво протянул Ронин, не спеша отвечать на его вопрос.
— А я тебя, между прочим, и не просил, — буркнул Рустам, прикладываясь к кувшину. — Говори, зачем приперся? А если не хочешь, тогда вставай и уматывай.
— Да ладно, — примирительно сказал Ронин. — Неужели ты на меня до сих пор сердишься?
— Пошел ты, — веско сказал Рустам вместо ответа.
— Ну если сердишься, тогда извини, — сказал Ронин и пожал плечами. — На меня, знаешь ли, иногда накатывает. Это все из-за магии. Обычно все нормально, но бывают периоды, когда меня всего ломает и корежит. Я становлюсь мнительным, злым и раздражительным. А тут ты мне под руку попался со своим цвейхандером. Вот и не удержался.
Рустам недоверчиво хмыкнул и смерил мага тяжелым, потухшим взглядом.
— Веришь или нет, мне и в самом деле жаль, — повинился Ронин. — Наказал тебя не адекватно проступку. Да и не было никакого проступка. Просто меня ломало. Ты же не будешь обижаться на женщину, у которой критические дни?
— А у тебя что, критические дни? — невесело ухмыльнулся Рустам.
— Хуже, — улыбнулся в ответ Ронин. — Целые месяцы. Только две недели назад отпустило.
— Черт, надо же, — покачал Рустам головой и подвинул к Ронину кувшин. — Будешь?
— Нет.
— А я выпью.
Ронин посмотрел на стремительно пьянеющего Рустама и неожиданно спросил:
— Хочешь вернуться?
Рустам задумался, лицо его стало на миг серьезным, но почти сразу же беззаботно разгладилось.
— А давай, — сказал он, бесшабашно махнув рукой. — Прикольно получится. Выйду на дорогу и заору: здравствуй, Алматы, я вернулся!..