— Неудивительно, что павлиний хвост не в себе от тревоги, — сказала я. — Аппарат, способный приковать его к одному месту? Этого любому хватит, чтобы повергнуть в дрожь.
— С другой стороны, — ответила Фестина, — стоит призадуматься, что бы это якорю делать здесь, в глубине. — Она поиграла другой шкалой на «тугодуме». — Давай-ка сделаем увеличение побольше, и тогда… черт побери!
— Что?
Она не ответила, просто уставилась на экран прибора.
— Что там такое? — продолжала допытываться я. — Фестина? Что?
Двадцать секунд спустя она отступила от стены. Слегка пыхтя и отдуваясь, вытянула сканер, как канат, из лжегранита. Потом адмирал принесла мне «тугодум», сохраняя намеренно бесстрастное лицо.
— Вот записала, что там, в следующей комнате. Посмотри запись сначала.
Она поднесла экран к моим глазам. Павлиний хвост нервно затрепетал, бурля, словно волны в стремнине, между мной и Фестиной, но, не мешая мне смотреть запись.
Действительно, за дверью оказался коридор, ведущий в большую комнату. В устье коридора на земле располагался аппарат размером с обувную коробку — якорь. На съемке камера взяла крупный план: черный ящик с золотой вставкой в форме подковы в крышке. Другие слабо мерцавшие золотые подковки опоясывали ящик по сторонам.
Потом камера оторвалась от якоря, нацеливаясь на комнату позади него — комнату с огромным черным аппаратом посередине: то был невероятно громадный обелиск, высящийся от пола до потолка… и повсюду вкруг обелиска сияли огни.
Фиолетовые. Желтые. Зеленые. Синие.
Разноцветные пятна наполняли комнату, пока я не осознала, что смотрю на единое существо, обернувшееся вокруг обелиска несчетными кольцами, как нить вокруг катушки. Обернутое вокруг миллиарды раз, так, что обмотка доставала до самых стен, упираясь в них вплотную. Это существо наполняло комнату до отказа, было сжато в ней до предела.
Другой павлиний хвост, удерживаемый якорем.
Потом изображение на «тугодуме» сдвинулось еще немного, выхватывая вид прямо перед собой и часть дальней стены. Там, на полу, стоял еще один якорь, а в шаге от этого — еще один, так что я могла себе представить, как вся комната была уставлена черными коробками.
Словно булавки, пришпиливающие бабочку.
Экран опустел. Потом снова началось проигрывание записи — коридор, ведущий к комнате, крупный план первого якоря…
— Выключи, — попросила я.
Фестина нажала на клавишу; экран погас.
— Так что будем делать? — сказала она шепотом.
— Мы можем его освободить?
— Не так уж сложно снять его с якоря. Хорошенько стукнуть булыжником, и готово дело. Но хотим ли мы этого?
Да, вот вопрос так вопрос. Вне всякого сомнения, пришпиленный павлиний хвост и был Кси — дружественная сущность, позволившая мне услышать хихиканье нанитов. Ее тело может находиться в заточении, но ее мысль устремилась наружу, вливаясь в разум других машин…
Ответ появился у меня в мозгу: обелиск в соседней комнате был компьютером, компьютером страйдеров. И Кси обволакивала его, пронизывала собой. Использовала его как средство доступа ко всем стальным компьютерам на планете. Кси сделала все от нее зависящее, чтобы быть полезной, чтобы помочь…
Но мой павлиний хвост сказал про нее: тико, наго, вуто. Безумие. Зло. Опасность. Он боялся только якорей или описывал саму Кси? Не важно, насколько милой и мягкой казалась Кси, она была заперта здесь долгое-предолгое время. Наверное, все три тысячи лет с тех пор, как колония страйдеров самоуничтожилась. Три тысячелетия = тридцать веков, то есть достаточно времени, чтобы сойти с ума.
Тико.
В сказках, если выпустить джина из бутылки, он иногда выполняет твои желания. А иногда может решить оторвать тебе башку.
— А ты что думаешь? — спросила я Фестину. — Если мы выпустим Кси на волю, насколько это может быть опасно?
Она опустила глаза.
— Я некогда знала психа, который собирался уничтожить биосферу планеты с помощью хвоста. Я не скажу тебе как именно, но думаю, что у него могло это получиться.
— Черт… Если бы мы рисковали только своей шкурой…
— Да, — согласилась она. — На авось полагаться труднее, когда рискуешь жизнями других людей. — Она задумчиво на меня уставилась. — Ты можешь говорить с этой Кси через свой связующий кристалл?
— Вроде да. Но она не вызывалась объяснить, что происходит.
— Задай вопрос напрямую. Посмотрим, что ты услышишь в ответ.
Ну, я и задала… и получила в ответ информационную опухоль. Три тысячелетия мучений устремились прямо в мой мозг.
17 БАКТЕРИОЛОГИЧЕСКАЯ ФАБРИКА
Взрыв поступающей информации… век за веком, что пережила Кси. Заточение. Скуку. Страдания.
Сумасшествие. Зло. Вину. Раскаяние.
Все и сразу, жестоко вторгающееся в мое сознание. Прорыв плотины спровоцировал правильный вопрос, заданный в нужном месте в нужное время.
Я тонула в шквале данных. Они душили меня — так, как часто душили мысли о скальпеле, когда я упивалась горестными думами о бардаке, который я устроила в своей жизни. Мрачнейшая депрессия — это все, к чему ты прикасаешься, что чувствуешь, да еще бурление, бешенство, смятение мыслей. Встряска движения без единого шага вперед, безрадостные образы, тщетно мелькающие по кругу, все вместе и сразу, чересчур много, так, что не проглотить, так, что не вздохнуть…
Потом, в сумятице плавления мозга, когда смерть от закипания крови в миллисекунде от тебя… милый сердцу яркий образ павлиньего хвоста. Изумрудный, и золотой, и фиолетовый и синий, с миллионом открытых глаз. Точно такой же, какой я видела во время мушора: не так уж давно, но какой простодушной я была тогда — я считала, что это лишь фокус моего сознания. Теперь-то я знала. Это видение оберегало меня, останавливало потоп данных, сдерживало ураганную волну, давая мне перевести дух.
И его звук такой же, как прежде, — шелест перьев, как у настоящего павлина.
Посмотри на меня. Посмотри на меня.
Требовательное дружелюбие.
А потом мир вернулся… и промелькнул всего лишь один миг. Фестина только начала приближаться ко мне, вскидывая руки, подхватывая меня, пока я не упала. Я позволила себе упасть ей на руки всем своим весом — мне не хватило сил удержаться на ногах оттого, что моя голова была так тяжела, так переполнена.
Я не узнала всего, нет. Павлиний хвост бросился мне на выручку, перекрыв информационный потоп, пока я в нем не утонула. Я никогда не узнаю, какая доля загружаемых данных была урезана.
Но я знала достаточно. Более чем достаточно.
— Что с тобой? — спросила адмирал.
— Ничего страшного, — ответила я. — Ой, нет. Черт!
