Ведь Луций, встреченный нами на дромоне с благородными именем «Неустрашимый», оказался не тезкой императора. Принятый мною поначалу за ученого из Вальоны невзрачный человечек и был самим императором Луцием, да живет он вечно. Тьфу… Вот привычка дурацкая! Луций очень сердился, когда слышал эту присказку после своего имени. Надо признаться, Мак Кехта этой фразы тоже не понимала.
Я не ожидал, что владыка крупнейшего на материке государства такой радушный хозяин, интересный собеседник и просто замечательный товарищ.
Для граждан Приозерного края император – символ власти. Не человек – имя, титул, власть, которую представляет. Для жителей Севера он и вовсе нечто невообразимое. Идол. Вроде Сущего Вовне или Огня Небесного вкупе с Пастырем Оленей.
Серьезное заблуждение.
Император Луций – не могу ничего сказать о его почтенных предках – очень интересовался историей материка. Постигал всяческие искусства и ремесла. Его библиотеке завидовали Вальонские академики. А Примулы Храма тихо недоумевали – зачем властителю бесполезные на их взгляд знания? Вот увлекался бы скачками, псовой охотой или оружием – тогда другое дело. Просто, по-человечески и всякому понятно. А тут…
Не находя понимания в верхах имперского общества – у жрецов-чародеев и нобилитета, – Луций искал его среди мастеровых и военных, людей искусства и ученых. Суровый Динарх, старший телохранитель, похоже, был в восторге от забав правителя и всячески его поддерживал.
То помогал привести во дворец – тихонько, чтоб никто не узнал и не заметил, – десяток ремесленников или художников. То прикрывал походы в кварталы горшечников или златокузнецов, а теперь помог замыслить и выполнить поистине мальчишеский поступок. Словно сынок нобиля, ищущий развлечений или, как сказал бы тот же Клеон, приключений на свою задницу, император удрал из дворца и отправился в путешествие по Озеру на военном дромоне. Матросы и вправду не знали, кто же этот вечно лезущий не в свое дело мастер Луций – императорское имя считали простым совпадением. А офицеры знали, но помалкивали, усмехаясь в душе. И радовались, что император, да живет он вечно, почтил присутствием именно их корабль, интересуется, вникает в особенности навигации.
А взамен себя император Луций оставил во дворце двойника. Он мне рассказал, как Динарх едва ли не полгода блуждал по Соль-Эльрину, забираясь, кроме Верхнего города, населенного знатью и богачами, и в купеческие кварталы; ходил по рядам ремесленников; посещал злачные места и трущобы, опасные настолько, что никто кроме него, полукровки-пригорянина, не рискнул бы пойти следом. А совсем недавно, в конце яблочника, Динарх обнаружил мастера-стекловара по имени Гитон, который походил на императора как брат-близнец. И возраст, и рост, и стать, и цвет волос. И даже голос… Стекловару посулили солидное вознаграждение и неограниченную возможность заниматься любимым делом, а он представлял собой редкий тип ремесленника, ныне вымирающий, влюбленного в свою работу.
– Как же так! Кто же сейчас правит страной? – удивился я.
– Пустое, – рассмеялся в ответ император. – Разве меня когда-то допускали к истинно важным делам? Священный Синклит решает повысить подушный сбор со свободных арендаторов, и пожалуйста – готов указ, собственноручно подписанный императором. Вздумали жрецы наложить вето на торговлю с Северными королевствами – и весь материк прославляет мудрого и добросердечного Луция, возмущенного варварскими методами ведения войны с перворожденными. А сколько купцов пошло по миру, что у нас, что на Севере, Священный Синклит мало интересует. Сколько проклятий обрушилось на мою голову от нищенствующих жен и детей этих купцов? От ремесленников, связанных с веселинской пенькой и ард’э’клуэнским воском, ихэренской сталью и пушниной от трапперов Лесогорья? А на самом деле отцам-Примулам глубоко наплевать на добросердечие одних и жестокость других. Просто они решили – пускай северяне поварятся в собственном соку, как дичина в котелке с плотно притертой крышкой. После мягче будут, и проглотить их окажется легче.
Последние годы чересчур уж обеспокоены жрецы-чародеи необходимостью нести свет истинной веры отсталым народам. Миссионеров засылают. Вот и этот твой Терциел… – Луций пристально глянул на меня. – Если правду ты мне рассказал, мастер Молчун, не по своей воле он переворот в Фан-Белле затеял. По приказу, тайному, от Священного Синклита. И Квартул, что в Трегетройме воду мутит, – того же поля ягодка. Ничего, я еще увижу их надутые физиономии. В Ард’э’Клуэне вы им игру перепортили. Жаль, конечно, что погиб Терциел. Возможно, он был неплохим человеком…
В Повесье тоже что-то у отцов-Примулов не заладилось. Помнится, докладывали мне, что связь с Терциелом, посланным к Властомиру, оборвалась в начале лета. А если и в Трегетрене миссионер сядет в лужу, я заставлю жрецов дать подробный отчет, куда тратится имперская казна…
Не знаю, удастся ли Луцию реализовать замысел или нет, но мне он понравился. Открытостью и добросердечием, пытливым умом и любознательностью.
Долгие вечера, проведенные вначале на борту «Неустрашимого», а после и в императорском дворце Соль-Эльрина, куда мы приехали по приглашению Луция, я вспоминаю сейчас как одни из самых счастливых в моей жизни. Впервые не нужно было ни от кого прятаться, опасаться сболтнуть лишку, оглядываться, ожидая подвоха.
Император показывал нам игрушечные армии, застывшие ровными линиями и прямоугольниками на игрушечной местности. Забава, под силу не всякому богачу. Несколько комнат дворца, по площади превосходящие, пожалуй, все жилые помещения замка короля Экхарда, занимали искусственные ландшафты. Горы и холмы, высотой чуть больше моего колена, деревья, изготовленные из раскрашенной глины, человечки, ростом в пол-ладони, но тем не менее изготовленные с великим тщанием. Лица и волосы, одежда и оружие, даже волосинки на гривах скакунов развевались под напором несуществующего ветра.
Поверх всего этого богатства тянулись навесные мостки, с которых и руководил Луций сражениями крошечных бойцов. Воины-малыши штурмовали замки, которые при желании любой из старателей с Красной Лошади мог накрыть шапкой. Кони и быки величиной чуть крупнее мыши волокли катапульты и тараны. Рыцари скакали, наклонив копья для решительного удара, лучники пускали стрелы, укрываясь за спинами щитоносцев. Мчались, разбрызгивая воображаемую воду, через речные русла колесницы арданских бойцов. Плотно сбив щиты, имперские легионы отступали под непрестанным обстрелом кочевников, лихо пускающих стрелы со спин низеньких косматых коней. Величественные дромоны настигали и разбивали в щепки узкие челноки пиратов.
У меня просто глаза разбегались. Эх, почему я не император!
Поддавшись слабости, я признался Луцию, что мечтаю написать книгу о Севере и людях, его населяющих. Вот тут он в меня вцепился. Как охотничий пес медведю в окорок. И пока не вырвал обещание вернуться в Соль-Эльрин и работать над книгой у него во дворце, на полном обеспечении, не отпускал.
Пришлось согласиться.
Вот и решился вопрос о том, что мне делать и как жить в будущем.
Правда, оставался еще долг, который следовало отдать. Помочь Мак Кехте вернуться на Облачный кряж. Поддержать Кейлина в его борьбе. Ведь стакнувшийся с Валланом жрец-чародей наверняка не постесняется задействовать волшебство в предстоящей войне. Кто сможет ему противостоять?
