– Я Королева Атлантиды, – ответила Кундри. – Помимо всего прочего, разумеется. Я также являюсь первосвященницей Нью-Кеттеринга и графиней фон Вайнахт. Строго говоря, – добавила она, – это не совсем так; мне не полагается носить этот титул после развода, так что графиня теперь моя дочь Катя. Совершенно ужасная девчонка. Так что можно сказать, что я вдовствующая графиня фон Вайнахт. Я не очень хорошо понимаю, что означает слово «вдовствующая», но, думаю, после шестисот лет жизни замужем за графом я заслуживаю какого-то титула. Даже, может быть, медали, – добавила она. – Как бы то ни было, – продолжала она, – ничто из этого, вообще-то, никоим образом тебя не касается. Все, что тебя должно интересовать, – это то, что я Кундри.
– Ага, – произнес Боамунд. Он яростно порылся в своем мозгу, пока наконец не наткнулся на фразу, которая показалась ему подходящей. – Боюсь, здесь ты осведомлена лучше меня.
Кундри подняла безупречно подведенную бровь:
– Ты никогда не слыхал о Кундри?
– Э-э…
– Боже мой, чему же вас учили в школе, хотела бы я знать?
– Соколиной охоте, – ответил Боамунд. – А еще фехтованию, бою на копьях, геральдике – это была Новая Геральдика, там все делается с помощью маленьких диаграмм, – этикету, магии с началами прорицания, ухаживанию – до третьей степени. И еще игре на флейте, – добавил он, – но с этим я так толком и не разобрался. Я могу сыграть «Edi Bi Thu» и «San’c Fuy Belha ni Prezada», только медленно.
– Это был риторический вопрос, – сказала Кундри. – А знаешь, ты совсем не такой, как я себе представляла.
– Правда?
– Правда, – Кундри отпила глоток кофе и отпустила чашку. Шустрая плотвичка ринулась вперед, подхватила ее пастью за ручку и исчезла, вильнув хвостом, в то время как окунь убрал блюдце. – Некоторое время назад ты спросил меня, где ты находишься.
– Верно, – подтвердил Боамунд.
– Что ж, – сказала Кундри, – это зарегистрированный офис компании «Лионесс (UK) plc», и мы находимся точно в географическом центре Альбиона. Фактически, ты на нем сидишь.
Боамунд беспокойно поерзал на месте.
– Здесь, – продолжала Кундри, – ты находишься точно на полдороге между Атлантидой и Северным полюсом. Это тебе о чем-нибудь говорит?
– Э-э, по правде говоря, нет.
– Нет? Ну да ладно, бог с ним. Подозреваю, ты хочешь знать, где находится Святой Грааль.
– Да, конечно, хочу.
Кундри улыбнулась.
– В таком случае, – сказала она, – я думаю, мне лучше начать с самого начала. А началось все это очень, очень давно…
Римский легионер стоял на узенькой улочке, опираясь на щит, вновь и вновь напоминая себе о том, что он патрулирует Иерусалим, и изо всех сил пытаясь не обращать внимания на вкусные запахи, доносящиеся с верхнего этажа дома позади него.
Он слышал запах чеснока. Он слышал запах молодого барашка, которого тушили в собственном соку. Он слышал запах кориандра, и свежевыпеченного хлеба, и чабреца, и морского окуня, готовящегося на пару с укропом и шамбалой. Это была чистейшая пытка.
Над его головой девушка Варфоломея хлопотала в кухне, одной рукой помешивая соус для жареного павлина, а другой листая поваренную книгу.
– Полить закваску небольшим количеством молока, – прочла она вслух, – и оставить до появления пены.
Она еще ни разу не пробовала этот рецепт, но выглядел он просто чудесно – пряные булочки с корицей и изюмом! М-мм!
Девушка Варфоломея любила готовить, и поэтому, когда кто-то предложил закатить хорошую вечеринку в честь дня рождения Симона Петра, она сразу же вызвалась. А когда ей сказали, что на вечеринке будет Мастер… да она целыми днями не находила себе места! Подумать только, она будет готовить для Мастера!
После длительных колебаний и осторожного прощупывания почвы она решила остановиться на барашке. С барашком невозможно промахнуться – по крайней мере, не в это время года; и в любом случае, маринад покроет все огрехи. Потом Симон Петр поймал этого окуня, действительно классного – говорите о старине Симе все, что вздумается, но рыба у него всегда по-настоящему свежая, а это можно сказать далеко не обо всех, – а Филиппу добрая римская госпожа, в чьем саду он работал дважды в неделю, дала павлина, так что здесь проблем не намечалось. Однако, маленькие булочки с корицей были ее собственной идеей.
– Вывалить на посыпанную мукой поверхность, – читала она, – и месить восемь минут, пока тесто не станет однородным и упругим.
Как бы было хорошо, размышляла она, если бы как-нибудь, хотя бы один раз, у кого-нибудь из них достало вежливости сказать ей спасибо; но таковы уж мужчины. Она снисходительно улыбнулась, вспомнив тот случай, когда они привели с собой кучу народа, а в доме не оказалось ничего, кроме пары буханок и нескольких тощих макрелек.
Варфоломей такой милый, сказала она себе, – милый и надежный; его не понесет внезапно куда-нибудь к черту на рога, он не запишется ни с того ни с сего в армию и не станет пропадать целыми месяцами с караванами купцов. Она ничего не имела против того, чтобы немного подождать, пока он пройдет свою фазу религиозных исканий, – долгая помолвка на самом деле не такая уж плохая вещь, люди успевают узнать друг друга получше, и следовательно, их ожидает меньше сюрпризов, когда они наконец поженятся. Кроме всего прочего, это давало ей кучу времени, чтобы сшить себе хорошее платье.
Покрывая булочки глазурью, она вновь и вновь прокручивала в голове некоторые слухи определенного свойства, которые она услышала этим утром на рынке. Не то чтобы с Мастером было что-то не так; он, говорят, святой человек, какой-то пророк или вроде того. Но верно также и то, что римляне не очень-то одобряют пророков, а несогласие с римлянами никогда никого не доводило до добра. Она должна быть твердой, решила она. Как только они поженятся, ей придется прекратить все эти Варфоломеевы хождения по молитвенным собраниям и тому подобное. Если он действительно всерьез говорил о том, чтобы как-нибудь завести собственную маленькую лавку и продавать сандалии, у него в любом случае не останется времени на хобби.
– Ну вот, – сказала она, закрывая дверцу печи. Она вытерла перепачканные мукой руки о полотенце, удовлетворенно кивнула и принялась расставлять цветы на столе. Тринадцать приглашенных повергли бы в панику множество девушек ее возраста, но она справилась.
Первым прибыл Иаков Алфеев. Стеснительный парень, всегда что-нибудь перевернет или заденет. Он помог ей накрыть на стол, но не произнес ни слова. Он чем-то озабочен, подумала она.
Андрей, Иаков и Иоанн пришли вместе.
– Иоанн, – произнесла она с горечью, – как бы мне хотелось, чтобы ты научился наконец вытирать ноги, когда входишь в дом! Только посмотри, что стало с моим чистым полом! – Она побежала за половой тряпкой; но стоило ей прибрать за Иоанном, как вошли Симон Петр и Фома, прямо в рабочей одежде, и ей пришлось начинать заново. Цветов никто даже не заметил, хотя у нее ушло полчаса на то, чтобы расставить их как надо.
