– Я что, должна поглупеть?
– Нет. Ты должна стать еще умнее.
– О.
– Вот именно. «О». – Вэй смеется. Кажется, ему неудобно сидеть на стуле; он отодвигается от низенького столика и наконец закидывает ногу на ногу. Сцепляет руки и кладет их на колено. – Как бы то ни было, ты живешь в постоянном страхе, да? Это верное утверждение?
– Да. – Джули рассматривает узор на столешнице, сделанной «под дерево». – Это верное утверждение.
– И главным образом ты боишься смерти?
– Вроде того. – Она поднимает взгляд, недоумевая, как все объяснить, но внезапно чувствуя, что должна это сделать; что если этот человек думает, будто может ей помочь, она должна хотя бы сказать ему правду. Однако с правдой проблема. Знает ли Джули вообще, что есть правда? По крайней мере, она знает, что чувствует. Можно попробовать рассказать об этом. – Думаю, я не меньше боюсь утратить контроль, – говорит она. – В смысле, я до ужаса боюсь смерти, но только недавно мне открылась ее абсолютная окончательность. До этого я все равно всего боялась, так что дело не может быть только в страхе смерти.
– Значит, контроль и смерть? – Вэй поднимает кулак и выставляет сначала один, потом два пальца, будто подсчитывает страхи Джули.
– Да. – Джули отрывает взгляд от стола и складывает руки на коленях. Ладони у нее потные.
Вэй опускает руку.
– Приведи какие-нибудь примеры.
Джули рассказывает, что не может есть готовую пищу вроде сэндвичей или пиццы (хотя прошлой ночью ей удалось впихнуть в себя пиццу, она все равно целый час в страхе ждала, когда подействует «кислота»), что не переваривает идею натуральных продуктов, потому что в них может оказаться земля, что боится бактерий Е. coli, грязи, грибов, удобрений и рака. Она объясняет все свои фобии, связанные с путешествиями: как на нее действуют самолеты, поезда и корабли. Потом рассказывает про свой страх перед погодой, микробами и неожиданностями вообще. Вэй с энтузиазмом кивает. Потом смеется.
– Что ж, ты с тем же успехом могла бы быть мертвой, – говорит он.
– Знаю. Я сама об этом думала.
– И ты все это не контролируешь.
– Да, но я пытаюсь. Типа, если я ем лишь продукты, прошедшие интенсивную обработку, то контролирую, что попадает в мой желудок. Я знаю, что это не очень здоровая диета, но по крайней мере я ее контролирую. А раз я ее контролирую, меня не убьет чья-то ошибка, диверсия или заразная спора в каком-нибудь куске земли.
Вэй чешет затылок.
– Ну и какие страхи ты преодолела?
– Ну, ничего я на самом деле не преодолела, но…
Она рассказывает ему о громадной луже, через которую проехала, о том, как ей было радостно и каким необычным был для нее этот опыт.
– Значит, однажды ты почувствовала радость жизни? – Он поднимает палец, подсчитывая.
– Радость жизни? Да, думаю, это можно так назвать. Да. Почувствовала.
– Только однажды?
Джули нахмуривается.
– Прошу прощения?
– Когда ты в последний раз чувствовала эту радость?
– Э-э, в каком-то смысле – прошлой ночью.
– Прошлой ночью? – Вэй поднимает брови. – А что произошло?
– Моя подруга, которая приехала сюда со мной и Люком… Шарлотта, я думаю, вы ее знаете… она собиралась уехать из страны, но теперь решила остаться, чтобы попутешествовать со мной и, может быть, с Люком, если он вылечится и не захочет сразу вернуться домой.
– Значит, у тебя есть друзья?
Джули задумывается над этим.
– Да.
– И ты собираешься продолжить свое путешествие?
– Надеюсь. Я боюсь больших дорог, но всегда есть несколько способов куда-нибудь добраться. И если бы я не ехала по маленьким дорогам, я бы ни за что не решилась пересечь ту лужу.
Вэй встает и идет через комнату, спиной к Джули. Она видит, что он снова считает на пальцах.
– Стало быть, у тебя есть два верных друга, ты совершаешь увлекательное путешествие, и ты здорова. Но все равно боишься.
– Глупо, да?
Он оборачивается и смотрит на нее.
– Джули, если бы кто-нибудь действительно положил ЛСД в твой сэндвич, к чему бы в худшем случае это привело?
Джули снова нахмуривается.
– Ну, это и было бы самое плохое – то, что оно там оказалось.
– Но люди принимают ЛСД ради развлечения, да ведь?
– Да, но я бы ни за что не стала так делать.
– Что ж, это хорошо. – Он делает паузу и разглядывает одеяло на окне. У Джули складывается впечатление, что на самом деле он хотел бы взглянуть на рассвет, но одеяло полностью перекрывает доступ солнечному свету. Вэй переводит взгляд на Джули. – Но от ЛСД обычно никто не умирает. Значит, оно пугает тебя потому, что не является твоим выбором. Но ты согласна, что некоторые люди принимают его и получают удовольствие?
– Да, но некоторые люди принимают его для удовольствия, а потом пытаются летать и прыгают с моста, или еще что-нибудь. Вот что меня ужасает.
– Но ты ведь не стала бы прыгать с моста?
– Не знаю. Я могла бы.
Вэй направляется обратно к столу.
– Слушай, эти наркотики не полностью изменяют твое сознание, они его просто запутывают. Внутри ты по-прежнему остаешься целостной личностью, только слегка одурманенной. Ты бы никогда не опьянела настолько, чтобы покончить с собой. Ты слишком сильно хочешь жить. Наркотик ни за что не отобьет у тебя этого желания. Оно в тебе доминирует. – Он садится и снова закидывает ногу на ногу. – Джули, я хочу тебя спросить: что бы ты сделала, если бы в твоем сэндвиче и вправду оказалось ЛСД?
Джули в замешательстве. Ее страх звучит настолько нелепо, когда он так формулирует вопрос. По-прежнему жутко, но абсолютно нелепо. И откуда у нее в голове берутся подобные бредни? Впрочем, люди все время друг друга травят. Однажды чья-то бывшая подружка пришла в «Край» с другим парнем и кто-то подмешал ей «экстази» в «пепси». У страхов Джули вполне реальное основание. Она снова пялится в стол, раздумывая, как ответить. Она не может солгать; на вопрос Вэя есть только один ответ.
Она смотрит на него.
– Что бы я сделала? Я бы запаниковала.
– О'кей. Ты запаниковала. Что дальше?
Это ставит ее в тупик.
– Не знаю. Дальше паники мои мысли никогда не заходили.
– Напряги воображение.
– О'кей, что ж, наверное, если бы я была за рулем, я бы съехала на обочину и остановилась. Но мне было бы страшно, что у меня начнутся галлюцинации, что на дороге появятся монстры, что будет темно и я сойду с ума…
Вэй наклоняется вперед.
