Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
Не дождавшись, Павел Аркадьевич зашагал к подъезду.
– Надо закончить, что успеем, – сказал он в дверях. – А там уж как повезет…
– Кому повезет? – глупо спросил я.
– Да хоть кому-нибудь, – отмахнулся гном.
14:11 …праведницу – народу!..…ехали издалека. Со всех концов города. Разноцветные кровяные тельца – красные, белые, черные, синие, серебристые – двигались по улицам-артериям, стягиваясь к точке сбора. К уродливой опухоли, разраставшейся на глазах. Она уже не умещалась на крошечной площади перед областной клинической больницей. Бурлящее ядро выбросило ложноножки метастаз в соседние улицы и переулки.
Легковушки всех марок – от древних «Жигульков» до пафосных «Лексусов»; маршрутки, мотоциклы, автобусы – блестящее, раскаленное на солнце самоходное железо с рыком, грохотом, воплями клаксонов и бензиновой вонью стремилось к больнице. Не доехав, оседало в окрестностях, затихало, успокаивалось. Редкие парковки были забиты до отказа, железный поток расползся по дворам. Тротуары и проезжую часть перегородили наглухо.
Люди выбирались из машин и дальше шли пешком.
Подкатил одинокий трамвай. Пронзительно зазвенел, лязгнул, распахнул двери. Пассажиры устремились наружу тараканами из раскаленной жестянки.
– Что за митинг?! – крикнул вслед ошалелый вагоновожатый. Его вагон взяли приступом возле разъездной стрелки: толпа запрудила рельсы. Силой вынудили свернуть с маршрута, набились битком – потные, взбудораженные. Вагоновожатый Остапчук даже побоялся спрашивать: что случилось? Когда, через четыре остановки, на которых он не остановился, пассажиры увидели, что пути заворачивают вправо, к трамвайному кругу, Остапчуку заорали хором: «Тормози, приехали!»
– Праведница! – крикнул кто-то, обернувшись на бегу, и едва не упал.
– Праведницу нашли! Реальную!
– Айда с нами!
– Совсем с ума посходили, – буркнул себе под нос Остапчук.
Трамвай предупреждающе звякнул. Остапчук прикинул, как ему лучше выбраться на штатный маршрут, и покатил к кругу. В праведницу он не верил.
А люди спешили к больнице.
– Точно? Как узнали?
– Дом помнишь? Что в первый день рухнул?
– Ну?
– Который ангелы снесли!
– Ну?
– Лапти гну! Трупы – штабелями! Раненых – мама не горюй!
– Ну?!
– А она одна…
– Что – одна?!
– Целая! Ни царапины!
– Знак! Знак Божий!
– Праведница! Кто ж еще?
– А почему в больнице? Если ни царапины?
– Прячут, суки!
На площади ворочался разозленный, тысячеглавый зверь. Гудел с угрозой: нет, не зверь – перегревшийся силовой трансформатор. Пробой изоляции мог случиться в любую секунду. И тогда – здравствуй, тысячевольтный фейерверк, бессмысленный и беспощадный! Подходы к четырехэтажке хирургического корпуса перегородило тройное оцепление «Беркута». Тусклый блеск серебристых щитов, пятнисто-серый камуфляж, черные бронежилеты; круглые шлемы с номерами, пластиковые щитки-забрала… Македонская фаланга. Только вместо длинномерных копий – резиновые дубинки.
Темные века стремительно возвращались.
С флангов «Беркут» прикрывали две пожарные машины с готовыми к бою водометами. Сзади стояли испуганные милиционеры: без щитов и шлемов, в легкомысленной летней форме. Многие безоружны: сюда согнали всех, кто был под рукой, кто оказался ближе других. «Беркут» прибыл позже, но, к счастью, не опоздал. Второй эшелон обороны – спецназ МВД в черном – перекрыл крыльцо и вход в корпус. Смотрели жестко, оценивающе, как сквозь прицел. Чувствовалось: эти будут стоять до конца.
– Праведницу!
– Праведницу – народу!
– Предъявите!
– Для себя, для себя прячут!
– Ну да, мы быдло! Мы подыхай!
– К ангелам ее! К ангелам!
Из окон родильного отделения на распалённую толпу с ужасом смотрели молодые мамы. Сейчас они не думали о завтрашнем утре. Конец света подступил вплотную, отсекая надежду. Молчаливо, строго высилось здание патолого-анатомического корпуса – белое, с вертикальными полосками бирюзы. Розовая пятиэтажка поликлиники в испуге пыталась спрятаться за темной зеленью высаженных перед ней елей.
– Пра-вед-ни-цу! Пра-вед-ни-цу!
На пожарную машину взобрался полковник Силин. Поправил съехавшую набок фуражку, щелкнул кнопкой мегафона – словно оружие с предохранителя снял.
– Граждане, успокойтесь! Я клянусь вам: здесь нет никакой праведницы! Вас обманули! Это провокация подрывных элементов! Расходитесь по домам…
– Врешь, мент!
– Праведницу давай!
– Пра-вед-ни-цу!..
– Граждане…
На машину с трудом, при поддержке двух сержантов, вскарабкался пожилой врач в белом халате. Взял у полковника мегафон. Порыв горячего ветра растрепал седые волосы, взметнул серебристым нимбом.
– Я – заведующий хирургическим отделением Семашко. Я знаю всех своих пациентов. Здесь нет женщины, которую вы ищете! Нет и не было! Здесь лежат больные! Люди с травмами, ранами, переломами! Больные после операции! Им нужен покой и лечение! Прошу вас, расходитесь по домам! Я вас не обманываю!..
Площадь на миг притихла. И взорвалась:
– Врешь!
– Праведницу давай!
– Бей мусоров!
Как всегда, осталось неясным, кто первым бросил камень. Метили в полковника, но промахнулись. Обломок кирпича чиркнул по скуле главврача, разодрав кожу. Крови было немного; впрочем, ее хватило. Спичку поднесли к запалу. Толпа вспыхнула:
– Бей!
Первый натиск «Беркут» выдержал. Щиты сомкнулись, заработали дубинки. Толпа попятилась. Но сзади напирали другие, небитые и злые. Бурлящая масса снова качнулась вперед. По щитам и шлемам застучали камни. Строй прогнулся, с пожарных машин ударили водометы. Тугие струи сбивали людей с ног, швыряли на асфальт, где их топтали свои же. К несчастью, толпа была слишком плотной. Струи водометов закручивали ее человеческими воронками, частично рассеивали, но разогнать не могли. Мокрые, ослепшие, озверевшие люди ломились вперед, к вожделенной цели.
Прозвучал приказ, и в толпу полетели гранаты со слезогонкой. Это срабатывало всегда: митинги, демонстрации, беспорядки, стычки футбольных фанатов… Сейчас – не сработало. Там, за дверями корпуса, ждала жизнь. Спасение. Для себя. Для родных и близких.
А на пути к спасению стояла преграда.
Краснолицый бугай в рубахе, разорванной в клочья, и насквозь мокрых «бермудах» с утробным рыком вломился в строй «Беркута». Плечом меж двух щитов, оставляя на твердых краях клочья кожи. Живой таран не удержался на ногах, упал, но дело свое он сделал. Строй нарушился, в брешь с победным ревом ударили атакующие. Бугай пытался встать; раз за разом его припечатывали к асфальту. В конце концов он остался лежать, содрогаясь всем телом, похожий на комок кровавого студня.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
