— Я видела вас по телевизору, — сказала хирург, а потом перевела взгляд на Дэвенпорта. — Она поправится, если не произойдет чего-то неожиданного. Мы вытащили пулю — похоже, это тридцать восьмой калибр, если вам интересно. Пуля вошла в тело через грудь, задела легкое и застряла в мышцах, рядом с ребрами. Одно ребро треснуло. Она будет испытывать сильную боль.
— Но она выживет? — спросил Даниэль.
— Если не случится чего-то непредвиденного, — кивнув, повторила врач. — Мы оставим ее в палате интенсивной терапии. Если не возникнет осложнений, то через два дня она сможет сидеть и даже немного ходить. Впрочем, до полного восстановления пройдет много времени. Она сейчас в тяжелом состоянии.
— Слава богу, — сказал Лукас, поворачиваясь к шефу. — Как замечательно, что она будет жить.
— Останутся шрамы? — спросил Даниэль.
— Да, кое-что останется. С такими ранениями шутить не приходится. Мы должны были хорошенько рассмотреть, что там произошло. Шрам в том месте, где пуля вошла в тело, а также хирургические следы от операции. Через два или три года входное отверстие превратится в белое пятнышко размером с орех кешью, в нижней части груди. Через пять лет хирургические шрамы превратятся в белые линии длиной в восьмую часть дюйма. У нее оливковый цвет кожи, поэтому они будут более заметны, чем у блондинки, но с этим жить можно. Ее тело не обезображено.
— Когда мы сможем ее увидеть?
Хирург покачала головой.
— Не сегодня. Она будет долго спать. Возможно, завтра, если это необходимо.
— Но не раньше?
— В нее стреляли, — резко сказала доктор. — Сейчас ей нельзя разговаривать. Она должна отдыхать.
Дэвид Ротенберг прилетел в два часа ночи на грузовом самолете из аэропорта Ньюарка, на другие рейсы он попасть не сумел. Дэвенпорт встретил его в аэропорту. Даниэль хотел послать Слоуна или поехать сам, но Лукас настоял. Ротенберг был одет в мятый синий костюм из сирсакера[35]и белую рубашку с галстуком-бабочкой винного цвета. У него были растрепаны волосы, он носил узкие очки для чтения. Лейтенант объяснил ситуацию работникам авиалинии, и Дэвид первым вышел из туннеля. В левой руке он нёс черную нейлоновую сумку.
— Дэвид Ротенберг? — спросил Лукас, подходя к нему.
— Да. А вы…
Они внимательно посмотрели друг на друга.
— Лукас Дэвенпорт, полиция Миннеаполиса.
— Как она?
— Ранение серьезное, но она поправится, если не возникнет никаких осложнений.
— Боже мой, я думал, она умирает, — с облегчением сказал Дэвид. — По телефону со мной так странно говорили…
— Некоторое время никто ничего не знал. Ей делали операцию. Врачи не могли определить, насколько тяжелое ранение она получила.
— Но с ней все будет хорошо?
— Так говорят врачи. У меня здесь машина…
Ротенберг был на два дюйма выше Лукаса, но отличался удивительной стройностью. Он казался сильным, как бегун-марафонец, крепкие мышцы без лишней массы. Они быстрым шагом направились через терминал к стоянке, где Дэвенпорт оставил «порше».
— Вы тот самый человек, которого Лили спасла. Вы были заложником, когда она застрелила преступника, — сказал Ротенберг.
— Верно. Мы работали вместе.
— А где вы были прошлым вечером? — спросил Дэвид, и в его голосе появилось напряжение.
Лейтенант посмотрел на него.
— Мы разделились. Она вернулась в отель, чтобы почитать документы, а я отправился на встречу со своими осведомителями. Преступник, Тень Любви, которого мы ищем, выследил ее там.
— Вы знаете, кто это сделал?
— Да, мы так думаем.
— Боже мой, в Нью-Йорке он давно бы оказался за решеткой.
Лукас пристально посмотрел на Ротенберга и после короткой паузы ответил:
— Чепуха.
— Что?
Супруг Лили с трудом сдерживал гнев.
— Я сказал «чепуха». Он сделал один выстрел и сбежал. У него есть место, где он скрывается, и он продумал свои действия. Полицейские в Нью-Йорке ничего бы не сумели сделать. Результат был бы тем же. Более того, мы лучше, чем они.
— Не понимаю, какие у вас основания так говорить, ведь здесь стреляют в людей.
— В Миннеаполисе происходит в среднем одно убийство в неделю, и мы раскрываем практически все. А у вас каждый день убивают от пяти до одиннадцати человек, и ваши полицейские не в состоянии их поймать. Так что не надо мне рассказывать всякую чушь про Нью-Йорк. Я слишком устал и разозлен, чтобы это выслушивать.
— Но стреляли в мою жену… — рявкнул Дэвид.
— А она работала со мной, мне она очень нравилась, и я чувствую себя виноватым, так что не надо на меня давить, — прорычал Дэвенпорт.
Они некоторое время молчали. Затем Ротенберг вздохнул и сел в машину.
— Извините, — устало сказал он. — Просто мне страшно.
— Никаких проблем, — сказал Лукас. — И вот что я вам скажу, если от этого вам станет легче. Со вчерашнего дня негодяя по имени Тень Любви можно считать мертвецом.
Дэвенпорт оставил Ротенберга в больнице, а сам вернулся на улицу. Он нашел открытый бар в торговом центре, выпил пару порций виски и вышел на свежий воздух. Стало холодно. Интересно, где сейчас Тень Любви. Лукас понимал, что ему не найти преступника, если он не получит помощи.
Глава 26
Лео вернулся в три часа утра.
— Никаких следов Клея, но его люди на месте, — сказал он.
— Дрейк? Ты его видел?
— Да. Он с девочкой.
— Блондинка? — спросил Сэм.
— Да. Очень маленькая.
— Странно… маленькая, говоришь?
— Ей лет восемь, возможно, десять. Она взяла Дрейка за руку, когда они поднимались по лестнице.
— Клей появится, — уверенно заявил Аарон. — С его наклонностями иначе быть не может.
Он решительно махнул рукой.
Его двоюродный брат кивнул.
— Вечером, — сказал он. — Завтра вечером.
— Ты слышал про копа? — спросил Аарон.
Лео снял курку и бросил ее на диван.
— Про женщину? Да. Это Тень.
— Проклятье, глупец все испортит, — с горечью сказал кузен.
— Еще одна ночь, — сказал Лео. — Еще одна или две.
— Убийство полицейских — плохое лекарство, — сказал Аарон и посмотрел на двоюродного брата. — Если мы хотим добраться до Клея, то должны сделать это как можно скорее. Пора начинать обдумывать варианты с отелем или атаки на улице.