Может, оттого, что в рядах красных бойцов оказалось чересчур много «перековавшихся», или оттого, что белые еще сохранили удаль и воинский пыл, а только в тот самый день, когда я позорно бежал с передовой, деникинцы вновь вошли в Ростов.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – Фрол подмигнул Аркадию. – Опять ступай, Кадет, гонять шары с господами офицерами.
Впрочем, порезвиться Аркадию не удалось: уже на третий день красные отбили город.
– Тьфу, чтоб им ни дна, ни покрышки, – ворчал Федька, собираясь на прогулку. – Не успел чаю досыта напиться, – самовар уносят! Ну и порядки, прямо как на царском вертепе[177]– что ни день, то новости.
Аркадий ехидно посоветовал ему прицепить на грудь алый бант.
Так понемногу мы становились советскими гражданами.
В марте я собрался оставить Ростов. Проворачивать интересные дела становилось все сложнее, а отдыхать и пьянствовать мы могли и в более безопасном месте. Аркадий предложил уходить за кордон. Федькина «переправа» продолжала действовать. За умеренную плату нас обещали доставить в Феодосию.
– Поглядим, как живется «под Врангелем», и – в Париж! – мечтал Кадет.
Мне его идея не очень нравилась. Ходили слухи, будто берега Крыма строго охраняются, и что порядки там, установленные генералом Слащевым, самые свирепые.
«От пожаров валит дым – так Слащев спасает Крым», – горько шутили обыватели. Я решил немного «отсидеться» и подождать развития событий. Барон Врангель с армией не мог вечно сидеть в «Крымской бутылке» и мириться с властью соседей-большевиков.
Рассказывали, что русская армия получает вооружение от союзников, а поляки готовят наступление на Москву. «Если Врангель в союзе с Антантой и Пилсудским захватит Украину, – рассуждал я, – откроются границы, и легче будет улизнуть». Поэтому я убедил своих самых близких товарищей пока остаться на Родине и ехать в Киев.
Мы легко затерялись в большом городе. Там я повстречал Степченко, бывшего пулеметчика-махновца. Мне понравились его ум и крепкая хватка. Геня согласился пойти за мной, лишь бы не сидеть без дела, скрываясь от чекистов.
В конце апреля польские войска атаковали советские границы. Красная армия лихорадочно отступала. Повсюду воцарились беспорядок и паника, большевиками распускались ужасные слухи о предстоящих бесчинствах поляков. В эту болтовню мы, конечно, не верили и все же сочли лучшим отсидеться где-нибудь в тихом местечке.
Недалеко от Киева у Степченко имелись дальние, но весьма ему обязанные родственники. Мы быстренько переместились в небольшой гостеприимный городок и стали ждать развития событий. Вскоре пал Киев. Казалось, еще один удар – и ничто уже не спасет большевиков. Я выстроил довольно бесхитростный план ухода на Запад: после разгрома Советов и установления хотя бы относительного порядка сесть на поезд и выехать во Францию.
В середине мая в наш городок встал на переформирование довольно потрепанный в боях полк легионеров. При командире находился его брат, бывший до революции банкиром в Гомеле. Наши соседи сплетничали, что этот банкир имеет при себе неплохой капитал для возрождения своего дела. Мои удальцы загорелись идеей прибрать к рукам его денежки. Пытаться их отговорить было бесполезно: всем хотелось схватить «верный куш» и уж тогда – «катиться за кордон». Фрол провел тщательную разведку. Он поведал о том, что в лесу поблизости от города скрывается красный партизанский отряд, командира которого Федька хотел убедить посодействовать своему замыслу.
Степченко заявил, что командир этот, некий Ковтун, – его давний и хороший приятель. Скрепя сердце я согласился с решением шайки. Мы без труда отыскали проводника и пошли в лес.
Попросив аудиенции у командира отряда Ковтуна, я довольно безапелляционно заявил, что являюсь секретным агентом ВЧК и имею для партизан «особо важное» поручение большевистского командования:
– Под охраной польского полка находятся значительные средства. Вам приказано захватить деньги и передать их Советским властям. Для руководства этой операцией я и прибыл вместе с группой товарищей. По имеющимся сведениям, деньги банкира хранятся в штабе польской части. Дайте мне десяток бойцов, побольше динамита и строго следуйте плану.
Штаб польского полка размещался в старинном шляхетском доме, огороженном высокой кирпичной оградой. Внутри всегда находились несколько офицеров и караульный наряд. Здесь же, во втором этаже, проживал банкир. В назначенный день отряд Ковтуна ворвался в городок и ударил по казармам легионеров. Как только стали слышны выстрелы у казарм, штаб полка атаковала группа городских подпольщиков. Коммунары завязали бой, уложили неожиданным натиском добрую половину охраны и залегли за забором дома напротив. Перестрелка длилась уже добрых четверть часа, когда мы с выделенными нам партизанами подъехали к штабной ограде со стороны двора. В приготовленную еще ночью яму под оградой был заложен сильный заряд динамита, – Степченко запалил шнур, остальные залегли в уличной пыли. Едва прогремел взрыв, я послал в пролом партизан, мы же отправились следом.
Охрана опомнилась, когда партизаны уже пересекли двор и ворвались в штаб с заднего крыльца. Внутри здания послышалась беспорядочная пальба. Через минуту-другую все стихло, и мы с ребятами смело вошли в штаб. Старший из партизан, весь в крови и побелке, бросился ко мне с кулаками:
– Чого ж ви, мать вашу, застрялы! – возмущался коммунар. – Мы тут дило зробилы, перебилы усю стражу, потерялы половину хлопцив, а ви!
– Нашим, из уличного заслона, подали сигнал о прекращении стрельбы? – оборвал я негодующего партизана.
– Чого? Сигнал? Трошки не успелы! – коммунар нервно расхохотался.
Я кивнул своим жиганам. Фрол, Артемьев и Степченко тотчас перестреляли партизан и добили всех раненых.
– Ложись за пулемет и веди огонь по подпольщикам из заслона, – сказал я Гене. – Пусть они думают, что мы еще не взяли штаб. Да не высовывайся, просто пали без разбора.
Приказав остальным наблюдать за улицей, – как бы не подвалили раньше времени бойцы Ковтуна – я взял Фрола и побежал искать банкира.
Он заперся в одной из комнат второго этажа и попытался отстреливаться. Федор подорвал дверь ручной бомбой. Оглушенного и испуганного банкира выволокли из дыма и спросили о деньгах. Опасаясь за свою жизнь, он повел нас в подвал, отомкнул кованые двери и сейф.
– Сколько здесь? – справился я.
– Полмиллиона франков, – вздохнул банкир, – двести пятьдесят тысяч банкнотами, остальное – в золотых слитках.
Я приказал Фролу взять половину, перетащить в одну из подвод и отправляться в соседнее село; банкира же выкинуть где-нибудь в лесу, снабдив сотней франков.
Когда ценности были перенесены в телегу и Федька уехал, Степченко бросил пулемет. Мы постреляли в стены, пошумели, выкинули в окно белый платок и вышли наружу. Подпольщики из заслона поняли, что штаб взят.
