Я бросаюсь вперед, прежде чем она успевает поднять тревогу, снова превращаюсь в человека и опрокидываю нас обеих на пол. Она мгновенно откатывается в сторону, отталкивая меня, и вскакивает на ноги. Я хватаю ее за лодыжки и дергаю, снова опуская на землю, а затем бью кулаком в горло, прежде чем она успевает выпрямиться. Это рискованный шаг; я могу только надеяться, что это не убило ее.
К настоящему времени мужчина поменьше успешно поднялся на ноги, но его страдающие легкие и вид его товарища, теперь дублированного, обнаженного, перед ним, достаточно отвлекают. Минуту спустя он присоединяется к двум другим, валяющимся в бессознательном состоянии. Я самодовольно улыбаюсь своей небольшой победе. У людей нагота может быть таким же оружием, как ноги и кулаки.
Тяжело дыша, я возвращаюсь в свою естественную форму и рассматриваю его более внимательно, мой момент легкомыслия уже ускользает. Он молод, теперь, когда я действительно смотрю на него. Наверное, ненамного старше меня. Интересно, какая у него семья и знают ли они, что он здесь. Интересно, как его зовут? Я рада, что имя мне незнакомо.
Я качаю головой, разбрасывая осколки, как листья на ветру. Я не могу позволить подобным мыслям отвлекать меня. Он достаточно взрослый, чтобы знать, что делает. Я быстро изучаю три варианта, стоящие передо мной, прежде чем остановиться на нем.
Двигаясь быстро, но методично, я меняю черты лица, пока не становлюсь точной копией юноши: ниже ростом, короткие пальцы, глаза цвета моря, густые черные волосы, коротко подстриженные по бокам. Я также делаю свои голосовые связки толще; все, что мне нужно сказать, – это пара предложений, но я думаю, что мой голос достаточно близок, чтобы пройти. Затем я снимаю с него униформу, делая несколько последних изменений прежде, чем одеться: более густые волосы на руках, более широкие бицепсы, приземистый торс.
Форма темно-синяя, цвета неба между сумерками и полуночью. Широкие короткие рукава накрахмалены и довольно туго обтягивают мои руки. Я заправляю рубашку в брюки, добавляю ремень и заканчиваю черными носками и туфлями. Затем я сверяю свою работу с двумя все еще одетыми охранниками, чтобы убедиться, что я все сделала правильно.
Мой взгляд снова падает на неподвижную фигуру мальчика, личность которого я украла. Я знаю, что должна убедиться, что никто из охранников не сможет поднять тревогу до того, как я освобожу Элоса. Он не проснулся этим утром, думая, что это будет его последнее утро, и, конечно же, дома его ждет по крайней мере один человек, кто-то, кто его любит.
Я не хочу быть убийцей.
Помню, как Уэслин сказал: «Я не думаю, что кто-то должен становиться убийцей».
Логика побеждает. Приказывая себе не колебаться, я душу их всех дрожащими руками, пока их сердца не перестанут биться. Затем я вытираю ладони об униформу, и меня рвет на стену.
На твоих руках смерть.
– Мне жаль, – шепчу я трупам, сдерживая прерывистое рыдание.
Пожалуйста, удача, никогда не облегчай мне это.
Бросив взгляд в окно, чтобы убедиться, что Элос все еще в камере, я выскальзываю из комнаты в башне. «Не думай о них. Сосредоточься». Я спускаюсь по скрипучей деревянной лестнице, желая, чтобы в ближайшее время не было смены караула.
К сожалению, у меня нет возможности понаблюдать, как двигается этот мальчик. Судя по разнице в возрасте между ним и двумя другими, я предполагаю, что он более младшего ранга. Тем не менее его роль – похититель, а не пленник, поэтому он не может быть слишком неуверенным. Пробираясь от основания лестницы к двойным дверям напротив первого ряда клеток, я останавливаюсь уверенно, но при этом не стремясь привлекать к себе внимание.
Никто не преграждает мне путь, когда я прохожу через двери. В коридоре несколько человек, все они одеты в ту же военную форму, что и те, что были в башне. Я целеустремленно шагаю ко второй комнате справа. Вот куда отправился солдат, которого я выследила в первый раз в этом зале, после того как повозилась с ящиком ключей на стене, и, хотя я не уверена, что ключ от этого ящика внутри, по крайней мере, с этого можно начать. Прежде чем подойти к нему, я прохожу мимо другой комнаты, на самом деле больше напоминающей огромный шкаф. Ее дверь широко распахнута, здесь хранится коллекция всевозможных инструментов: прутьев, веревок, факелов, сеток. Мои губы сжимаются до боли.
Я могу догадаться, для чего они нужны. Магия способна наделить большинство заключенных уникальными возможностями, но она не дает им повышенной силы против грубой силы или возможности вырваться из запутанной массы веревок.
Вторая комната, которая теперь, когда я ее ясно вижу, чем-то похожа на комнату отдыха. Она, как и раньше, полна мужчин и женщин. Никто из них не замечает моего присутствия, когда я вхожу, но, думаю, это ненадолго. Я также не вижу ни одного человека с магической болезнью, несмотря на запах, который уловила раньше.
Опустив голову, я иду по краю комнаты, прослеживая путь, который прошел предыдущий солдат, прежде чем я потеряла его из вида. Осматриваю каждого человека, опустив глаза, в поисках любых признаков болезни.
Здесь нет закрытых ушей или страдальческих выражений. Никто из людей не лежит на полу, пытаясь сохранить помутившийся рассудок с помощью воли. В этом нет никакого смысла. Если бы магия, которую я учуяла, исходила от человека, кто-то здесь должен был умереть.
Если только источник не является оборотнем.
Хриплый смех привлекает мое внимание, и я следую за повернутыми головами и хлопающими руками к очевидному источнику шутки: знакомому лицу в противоположном углу комнаты. Короткие темные волосы, широкие плечи – это один из мужчин, которых я спасла от кэгара, тот, кто пытался поднять меня на ноги, когда я была парализована. Тот, которого я полоснула когтями, чтобы убежать.
Он просто… сидит там. Ни с кем не разговаривает, по-видимому, равнодушен к тому, чтобы быть объектом насмешек. Только сидит, глаза расфокусированы. Может быть, он и тот самый, но выглядит таким же здоровым, как и все остальные. У меня нет времени размышлять об этом дальше. Я достигаю конца второй стены и замечаю небольшую доску, установленную над прилавком. Доска выложена рядами крючков и ключей. С трудом веря в свою удачу, я делаю один шаг, потом другой, потом еще один, пока не оказываюсь лицом к доске.
– Олин, ты что, оглох?
Я подпрыгиваю от неожиданности, когда голос звучит прямо справа от меня. Я слышала, как кто-то звал Олина, но понятия не имела, что это предназначалось мне.
Я знаю этот голос.
Мужчина рядом со мной выглядит точно так же, как я его помню. Немного старше Олина. Длинные мускулистые руки. Суровый подбородок. Золотистые волосы и борода резко контрастируют с его глазами, темными, как угольные искорки.
Я все еще вижу, как его руки вонзают нож в плечо кэгара.
Все еще вспоминаю, как мой кулак прижимается к носу и рту Олина.
– Что ты делаешь? – вполголоса спрашивает Каллен с грубым северным акцентом.
