он проработать и года, как его вызвали на Старую площадь…
На третьем этаже здания ЦК ВКП(б) за длинным столом кабинета № 316 сидели трое крупных немолодых уже мужчин. Один из них — позже Яцкову стало известно, что это был начальник внешней разведки НКВД Павел Михайлович Фитин, — обратил внимание на закрепленный на лацкане его пиджака значок парашютиста.
— Это что у вас? Для украшения или как? — начал он ознакомительную беседу.
— Нет, значок честно заработан мною.
— И сколько же вы совершили прыжков?
— Около тридцати, — коротко ответил немногословный, угловатый Яцков.
— Прекрасно! А какой вы язык изучали?
— Немецкий.
— Тоже неплохо…
Все трое внимательно всматривались в сосредоточенное бесхитростное лицо Яцкова.
Прощупывающая беседа длилась почти сорок минут.
Кандидат на службу в органы НКВД произвел приятное впечатление.
— Вы нам подходите, — заключил Фитин. — Но сначала вам придется поучиться. Ждите, вас вызовут.
Яцков ждал долго: лишь через полгода кто-то позвонил в партком фабрики и попросил передать, чтобы он прибыл 5 июня к 9 часам утра к Планетарию на Садовом кольце с необходимыми для учебы вещами.
5 июня к Планетарию подъехала крытая брезентом полуторка, и Яцкова вместе с еще несколькими молодыми людьми доставили в разведывательную школу, располагающуюся в добротном деревянном доме на окраине Балашихи.
Парашютные прыжки Яцкову в разведшколе не понадобились, знание немецкого языка — тоже: он попал во французскую группу (его готовили для работы в Париже). Целый год Яцков усердно изучал новый язык, но и он[153] не понадобился ему: Францию оккупировали фашисты, а советское загранучреждение, под крышей которого ему предстояло вести разведывательную деятельность, закрылось. Ему предложили поработать в американском отделении, а потом поехать в Нью-Йорк.
— Но я же не знаю английского языка… У меня же — французский, — возразил Яцков. — Если можно, направьте меня во Францию, но только не в Америку.
— Во Франции — немцы. Туда можно ехать только в качестве нелегала. Вы к этому не готовились. Поедете в Штаты под фамилией Яковлев. Ваш оперативный псевдоним — Алексей. Итак, даем вам три месяца на английский. Не успеете изучить его здесь — доучите там, в Америке…
Овладеть новым языком за столь короткий срок Яцков, конечно, не сумел. Поэтому в Нью-Йорке ему дали дипломатическое прикрытие стажера генконсульства и посадили на прием американских граждан, чтобы в постоянном общении с ними он побыстрее мог освоить разговорный английский язык.
Работая без переводчика, молодой стажер испытывал муки сам и вынужден был мучить посетителей консульства, переспрашивая и уточняя непонятные слова и словосочетания. Чтобы не чувствовать себя белой вороной ни в консульстве, ни среди своих коллег в резидентуре, Яцков — Яковлев относился к разговорной практике очень ответственно. Такого подхода к изучению языка требовал от него и Павел Пастельняк (Лука), который стал после провала многоопытного Овакимяна исполнять обязанности резидента.
— Без знания английского ты просто-напросто не сможешь вербовать американцев, — предупреждал Лука молодого разведчика.
— Ну почему же? В нашей секции[154] есть сотрудники, которые владеют только русским. И ничего… живут неплохо… Вербуют, работают, как все, с агентурой, — язвительно заметил Анатолий Яцков.
Лука со злостью посмотрел на него и сказал:
— Но они и довольствуются малым… контактами с белоэмиграцией, и только… От вас же, молодых и неиспорченных, мы будем требовать иного класса разведывательной работы, иного уровня связей. Я имею в виду не среди эмиграции, а в среде коренных жителей — представителей научной и технической интеллигенции. Поэтому ты уже сейчас, работая на приеме посетителей консульства, должен устанавливать полезные для нашей разведки контакты. Чтобы впоследствии они могли бы пополнить агентурную сеть ценными источниками информации. И помогать тебе в этом, в том числе и в скорейшем освоении английского, будет Твен[155]. Он уже согласился взять на себя функции наставника. Считай, тебе крупно повезло! Это самый опытный и самый результативный разведчик нашей секции. К тому же он бакалавр наук. Проходил стажировку в Бостоне, в Массачусетском технологическом институте. Постарайся взять от него хотя бы частицу его знаний и опыта…
Попав под начало Твена, можно сказать, на новое разведывательное «поле» (ранее Яцков как стажер больше использовался на побегушках), он старался не подвести своего старшего товарища, когда тот стал давать ему все более сложные и ответственные задания и посвящать его в разработку острых оперативных мероприятий по добыванию необходимой информации. Постепенно у него тоже стало кое-что получаться, появились доверенные лица, первые «заделы» по вербовкам.
Когда Яцков наконец уверовал в свои силы и способности — а это заметили и Лука, и Твен, — ему с санкции Центра позволили в 1942 году подготовить и осуществить первую в его жизни самостоятельную вербовку американца — специалиста по радиоэлектронике. Эта акция прошла успешно, агент взял себе в качестве псевдонима фамилию любимого им русского поэта Блока. Агент Блок оказался поставщиком очень важной для Советского Союза информации по новым радиоприборам, используемым в авиации и в средствах противовоздушной обороны. Добытые через Яцкова материалы получили в Москве самую высокую оценку конструкторов-оборонщиков. Дальше — больше: источник стал приносить на встречи готовые образцы приборов. Общая стоимость переданных для СССР образцов электронных устройств составила за год более 150 тысяч долларов США (по тем временам это была весьма солидная сумма).
Были замечены и профессиональные задатки Яцкова — и в нью-йоркской резидентуре, и в Москве. В нем с того времени стали видеть перспективного, подающего надежды разведчика. Только этим можно было тогда объяснить принятое Центром решение, которое обязывало резидентуру передать на связь Алексею (Яцкову) не просто одного источника, а целую агентурную группу «Волонтеры», возглавлявшуюся завербованным еще в Испании в 1938 году американцем Моррисом Коэном (Луис). Но поработать с Луисом в годы войны Алексею не удалось: в 1942 году того призвали в армию, а затем отправили на европейский театр военных действий.
Руководство группой «Волонтеры» взяла на себя его жена, Леонтина Коэн (Лесли). Это была удивительная женщина! Она словно родилась для разведки: смелая, решительная, находчивая, артистичная — чем-то даже похожая на Мату Хари. Лесли привлекало все — и романтика, и острые ощущения, и жажда невероятных приключений. Но больше всего подкупали ее самостоятельность и стремление довести любое дело до конца. Эго она, участвуя с Яцковым в первичной разработке одной разведывательной операции, после утверждения в Центре сама и реализовала ее с помощью своего же подысточника Фрэнка. Агент вынес с завода ствол экспериментального авиационного пулемета, а потом вместе с мужем она ухитрилась переправить его в советское консульство в футляре самого большого музыкального инструмента — контрабаса. Это была опасная операция,
