— HICIACCOD! — пришел ему на помощь Кирхнер.
— HICIACCOD, — повторил Атанасиус Гельмонт и еще раз четко выговорил каждый слог: HI–Cl — AC–COD.
Криптограф закрыл руками лицо, показывая, как напряженно он размышляет. Наконец он отвел руки и произнес:
— Несомненно, речь идет не об одном слове, к примеру, для описания местности, а о нотариконе, слоги или отдельные буквы которого скрывают целое предложение и тем самым содержат четкое указание!
— Потрудитесь объясниться подробнее! — раздраженно прикрикнул на стеганографа князь-епископ.
Тот вскочил так резко, что ящик с книгами под ним с грохотом опрокинулся, присел на корточки у стены напротив Альбрехта и принялся, склонив голову на левое плечо, изучать корешки сложенных там книг. Вскоре, найдя то, что искал, он вытащил из стопки переплетенную рукопись. Положив ее на стол, таинственным голосом произнес:
— Существует очень мало списков этого трактата. Он написан семьдесят лет тому назад и носит неуклюжее название «Книга всех запрещенных искусств, неверия и колдовства». Написано сие сочинение Иоганном Хартлибом, придворным врачом баварского герцога Альбрехта.
С любовью касаясь пальцами страниц, словно он сам был одним из создателей трактата, Гельмонт сообщил:
— Хартлиб использовал десять тайных рукописей и книг по колдовству, обнаруженных им в частных библиотеках. В своем трактате он подробно останавливается на кристалломантии и хиромантии, равно как и на стеганографии.
Он раскрыл рукописную книгу ближе к концу:
— Возьмем алхимический символ VITRIOL для обозначения превращения ртути или свинца в золото, что было древней мечтой человечества. Семь букв, из которых складывается слово VITRIOL, означают не что иное, как Visita Inferiora Terrae Recteficando Inverties Occultum Lapidem. В переводе это значит: «Посети недра земли, и, очистившись, ты найдешь сокровенный камень». Имеется в виду философский камень.
Или мнимая надпись на кресте Господа нашего Иисуса: INRI. Нотарикон, который примитивно расшифровывается как Jesus Nazarenus Rex Judaeorum, то есть Иисус Назарянин, Царь Иудейский. Алхимики, однако, трактуют это иначе: Igne Natura Renovatur Integra, то есть: «Огнем природа обновляется вся». А мудрецы утверждают, что надпись звучит по-другому: Insignia Naturae Ratio Illustrat, то есть «Разум освещает знаки природы».
Альбрехт Бранденбургский с сомнением покачал головой:
— Но какое же высказывание скрывается за нотариконом HICIACCOD? Быть может, в вашей хитрой книге есть и этому объяснение?
— Боюсь, что вынужден вас разочаровать, ваша курфюрстшеская милость. Но поверьте, рано или поздно я расшифрую нотарикон! Это всего лишь вопрос времени!
— Вопрос времени? — возмущенно воскликнул князь-епископ. — Если вам не по плечу эта задача, скажите прямо! Есть и другие стеганографы на христианском Западе.
— А также другие лица, заинтересованные в разгадке тайны! — добавил Кирхнер.
Ученый принялся лихорадочно листать свои фолианты, словно пытался отыскать определенное место. Не поднимая глаз, пробормотал себе под нос:
— От угроз в этом случае мало пользы. Искусство стеганографии требует терпения и еще раз терпения. Или удачи. Совсем недавно я занимался таинственным «А» доктора Парацельса, способного излечивать болезни, перед которыми капитулируют другие врачи и знахари.
Альбрехт Бранденбургский обменялся со своим секретарем многозначительным взглядом, и князь-епископ осведомился с подчеркнутым безразличием:
— Ну и как, нашли?
— Да, и гораздо быстрее, чем я думал. В сочинении английского естествоиспытателя Роджера Бэкона я в первый же день наткнулся на понятие «азот», сокращенно «А». На листовках, наподобие ваших индульгенций, доктор Парацельс весьма охотно изображает себя с мечом в руках, на рукоятке которого выгравировано «А» — символ азота.
— И что бы это значило? — удивился Кирхнер.
— Бэкон описывает азот как универсальное целебное средство с чудодейственным влиянием, благодаря чему он при жизни, двести пятьдесят лет тому назад, снискал славу ученого, принадлежащего к некоему тайному союзу, члены которого были наделены божественными способностями. Доктор Парацельс, пользующийся сегодня этим универсальным лекарством Роджера Бэкона, прославился как чудотворец. Втайне он смеется над этим, делая ссылку — в закодированном виде — на английского «удивительного доктора», доктора Мирабилиса, как называли Бэкона. Я это упоминаю лишь затем, чтобы показать, как тяжелы и в то же время случайны результаты исследований стеганографа.
— Ну хорошо, — заключил князь-епископ, — мы лишь хотели напомнить, что надо поторопиться, иначе мы рискуем быть обойденными другими лицами, заинтересованными в сокровищах Соломона. Мы нисколько не сомневаемся в ваших познаниях и умениях. Что касается вашего гонорара, в случае успеха вам причитается десятая часть. Бог мне свидетель!
Атанасиус Гельмонт огляделся по углам скудно освещенной комнаты, словно надеясь увидеть упомянутого свидетеля, потом захлопнул фолиант и поднялся.
Давно миновала полночь, когда Альбрехт Бранденбургский и Иоахим Кирхнер покинули узкий домик в переулке Назенгэсхен.
— Ну и что ты думаешь об этом парне? — поинтересовался кардинал, когда они бодро зашагали по направлению к курфюрстшескому дворцу.
Кирхнер, заложив руки за спину и глядя себе под ноги, нерешительно произнес:
— Трудно сказать, ваша курфюрстшеская милость. Гельмонт — высокообразованный человек, и у меня сложилось впечатление, что он знает намного больше, чем кажется на первый взгляд.
— Ты хочешь сказать, что этот приблудный стеганограф хочет провести нас?
— Во всяком случае, вам не следует безоговорочно доверять ему. С вашего разрешения, я бы попытался пролить свет на его темное прошлое.
Альбрехт Бранденбургский согласно кивнул.
Ученый-криптограф Атанасиус Гельмонт все еще сидел за столом, подперев голову руками и устремив немигающий взор на колыхающееся пламя сальной свечи. С верхнего этажа послышались приближающиеся шаги, и в темноте раздался женский голос:
— Ушли наконец?
— Слава Богу! — пробурчал Гельмонт и обернулся. Перед ним стояла женщина с распущенными рыжими волосами. На ней был длинный шлафрок из белого атласа, рельефно подчеркивающий ее формы.
— Ксеранта, — заметил ученый, — мы не единственные, кто охотится за «Книгами Премудрости». Курфюрст Альбрехт Бранденбургский знает даже волшебное слово HICIACCOD. Спрашивается, откуда?
У Ксеранты был угрюмый вид.
— Вряд ли кардинал, как и я, спал с Рудольфо и обнаружил татуировку возле его детородного органа. Если верить слухам, Альбрехт Бранденбургский совершенно не интересуется мужчинами. Он полностью занят своими бабьими историями.
