"… вот поэтому у дварфов и нет магии"
(окончание трактата "о сущности железа" Касулла-Алхимика)
Мастер, против обыкновения, не занимался алхимией. Горелки потушены, склянки вымыты и выстроились стройными рядами в шкафчике, и даже воздух стал чище.
Мастер сидел на каменном кресле, подперев кулаком костяной подбородок и о чём-то думал, но завидев Хартблида выпрямился.
— Итак, на исходе первого дня из отпущенных до срока, ученик заявился. Видимо с вопросами, иначе б просто показал мне адскую курицу. Я слушаю, мой юный ученик.
— Мастер, у меня неожиданно возник такой вопрос. С помощью магии можно создавать разные предметы, но я ни разу не слышал чтобы живущие этим занимались. Мне интересно, почему?
— Потому что это поставило бы живущих в зависимость от магов, это раз; потому что магов слишком мало для того чтобы перекрыть потребности общества в разных, как ты говоришь, предметах, это два; и маги никогда не согласятся крабить, предпочитая сеять смерть и ужас на поле боя, это три. А ты, по всей видимости, подсмотрел у этого глазастика Бехерона как заниматься магией воплощения и тебе это жутко понравилось. Оцени мою мудрость: я ведь не стал его уничтожать как потенциальную угрозу, и он тебе пригодился.
— Вы мудры, Мастер, — кивнул Хартблид. — А Бехерон, в принципе, довольно полезное существо.
— Ну а раз ты теперь у нас умеешь не только убивать, но и созидать, то как закончишь с вопросами, отправляйся в Склеп и заделай дыру в стене. А лучше — перекрой шахту намертво.
— У меня не хватит магической энергии, — покачал головой Хартблид.
— А, то есть создать себе жратвы, презирая честный труд — у тебя хватило энергии, а вот потрудиться на благо Склепа — так её уже слишком мало, так?
— Последнее время я замечаю, что вы странно себя ведёте, Мастер, — заметил Хартблид. — Мне кажется, вас что-то беспокоит.
— Кажется ему, — протянул Мастер. — Тоже беспокоиться хочешь?
— Да… Нет… В смысле, возможно я мог бы помочь?
— О, — хмыкнул Мастер. — Что если бы я сказал, что для того, чтобы стать полноценным магом, тебе пришлось бы сразиться и уничтожить меня, и это меня беспокоит? Чем ты мог бы мне помочь, интересно, в этом случае?
Хартблид потерял дар речи. Он впал в ступор и мог лишь моргать. А Мастер, издав скрип, уселся в прежнюю позу, подпер кулаком челюсть и уставился мягко тлеющим алым отсветом в глазницах куда-то в сторону.
— Это была шутка, — сделав паузу сказал он. — А правда в том, что я тобой горжусь, хотя твой идеализм ещё не раз сослужит тебе плохую службу, и вот это меня печалит. Лишь одно служит мне утешением — я обучил тебя хорошо, и полагаю, твоей крутизны хватит, чтобы врезать в ответ миру, который попытается тебя обломать.
— У Тёмного Повелителя это не вышло, — с непроницаемым лицом сказал Хартблид. — Хотя он пытался дважды. И он был крут. У него была могучая армия, множество последователей, но я не знаю, почему он начал свою войну.
— Ты поймешь, когда тебе захочется придушить Заряну за непрошибаемую тупость и фанатизм. А пока что я лишь скажу, что когда куча народа поливает твоё имя грязью, лжет о тебе, цедит через губу и смотрит с высока, это вполне нормальное желание взять копье и пригвоздить каждого из них к стенке. Потому что эти уёбки понимают только язык силы.
— Но почему?
Мастер несколько долгих секунд молчал, он сидел не двигаясь, лишь отсвет в его глазницах пару раз вспыхивал. Хартблид внимательно на него смотрел. Непроницаемый незримый щит скрывал от взора юного волшебника всё то, что ему видеть не следовало, но невозможно было прирыть тонкие магические нити, колышущиеся в эфире, растянутые во все стороны. Хартблида ранее не интересовало, куда они ведут, полагая что это сенсорные нити от черепов, приглядывающих за безопасностью Склепа, или ещё от чего-нибудь. Но с ростом силы, он стал замечать что нити эти как-то отличаются от его собственных. В голове сам собой возник его старый вопрос о том, к какому же типу нежити относится Мастер. Явно не мумия, и не лич. Обычный скелет, только одушевленный, необычайно умный и с донельзя вредным характером. Смотритель производил такое же впечатление, однако он был поднят Мастером. Очевидно, существовало какое-то заклинание, позволяющее оставлять душу в не-мёртвом теле. Или…
Хартблид покосился на Дайкатану, неподвижно висящую в воздухе. Она невероятно оживилась, когда стала служить ему. Итого есть уравнение, с одной стороны — Мастер и Смотритель, с другой — Хартблид и Дайкатана. А между ними…
— Потому что живущие часто занимаются самообманом, — наконец сказал Мастер. — Они возвышают себя над другими с помощью лжи, в которую в конце концов верят и сами. Это, кажется, называется, бред величия, примерно как у Бехерона, только для глазастика это обычное состояние, они все ебанутые на величии, хотя их создали как стражей для разнообразных ценностей. А живущие — особенно берущие своё начало из жизни, полной нищеты и слабости — уважают лишь богатство и храбрость, потому что богатство это торжество над голодом, а храбрость — это торжество над смертью, а живущие ничего не боятся так, как голода и смерти. Чтобы было богатство — нужна власть, а чтобы была власть — нужна храбрость. Но представь себе, что к воину с мечом пришли жрец, король, маг и богач. И каждый хочет убить трех других. Жрец обещает воину проход в Небесный Чертог, ибо он убьет во имя веры. Король приказывает убить во имя долга, и обещает даровать дворянство. Маг сулит великую силу, что сделает воина непобедимым. А богач просто показыват мешок денег, мол, убей их — и всё это станет твоим. Это — силы мира живущих…
Хартблид поднял руку:
— А почему маг просто не прикончит их всех сам, раз зашел такой разговор?
— Тёмный Повелитель тоже задавался этим вопросом. И решил проверить на практике его состоятельность, пустив под нож жрецов, королей, богачей и их наймитов, сражающихся за веру, короля, отечество и звонкую монету. Как ты понимаешь, это было совершенно неконвенциально. И потому за свою власть, власть над душами, над умами, над желудками и над жизнью — все перечисленные его порвали.
