умел, не раз делал прежде и был уверен, что справлюсь в должной степени: я ждал. Миновал почти час, пока наконец я услышал шаги — та же медленная, размеренно-ритуальная поступь.
Я ждал, пока они пройдут мимо, затем выглянул — да, это были все те же трое, несущие на подносах грязную посуду и объедки обратно в прошлое, где посуду помоют, а объедки скормят кетнам или другим слугам. Когда они скрылись из виду, я подождал еще минуту и последовал за ними на достаточном расстоянии. Я как раз поднимался по лестнице, когда они скрылись в комнате с зеркалами. Кажется, они так и не заметили лежащую на полу тушу.
После их исчезновения я остановился подумать; разыграть имеющееся можно было еще парой вариантов, но я знал, что хочу сделать. Оно меня царапало уже некоторое время, и хотя это не было частью большой загадки, я хотел для начала решить этот вопрос.
Почти секунду я пытался придумать причину не делать этого, а потом вернулся по всем этим лестницам и коридорам в те самые покои, где меня давным-давно — вчера — поселили и накормили. Из дырки в потолке свисал шнур. Я дернул.
Минуту спустя в дверях с поклоном появился Лашин.
— Господин, чем могу служить?
— Немного побеседуем, если не возражаете.
— Нисколько.
— Не хотите ли присесть?
— Если мне будет позволено, господин, я бы предпочел постоять.
— Как пожелаете.
Я же сел и с удовольствием вытянул ноги.
— О чем вы хотели бы побеседовать, господин?
— О Хевлике.
Наблюдал я внимательно; челюсть его определенно напряглась от усилий изобразить отсутствие реакции.
— Что вы желаете знать, сударь?
Помните, я говорил, что нужен разный подход, чтобы заставить говорить разных людей? Что ж, иногда разный подход нужен даже для разговорить одну и ту же персону, если речь идет о разных вещах. Вот, например, Лашин: иссола, дворецкий; для него долг, обязанности — это все. Он скорее умрет, чем нарушит свой долг, а значит, достаточно развернуть дело так, чтобы один аспект его долга требовал нарушить другой, и все, клиент готов. Но если тут личные дела, которые не имеют отношения к его обязанностям — это уже совсем иное дело, и требуется иной способ убеждения.
Я достал кинжал из поясных ножен справа: мощный клинок, скорее боевой нож, нежели кинжал, широкий, хищно изгибающийся к острию на протяжении последних четырех дюймов; при взгляде на такой клинок неизбежно приходят в голову длинные разрезы снизу вверх, из которых выпадают внутренности. Большинству такие картинки в отношении себя, любимых крайне не по нраву.
Я держал клинок свободно, двумя пальцами на рукояти, позволив ему покачиваться туда-сюда на манер змеи, готовой к удару.
— Расскажите, что там у вас с Хевликой.
Веки его распахнулись, взгляд остановился на ноже — именно там, где мне и нужно. Я немного подождал, пока рот Лашина, словно утратив связь с прочим организмом, изображает неплохое подобие рыбы.
— Может, все-таки сядете? — предложил я.
Он опустился на кровать, все так же не отрывая взгляда от ножа, и в конце концов сумел выдавить:
— Как вы узнали?
Я покачал головой:
— Вероятно, вы перепутали, кто здесь задает вопросы, а кто отвечает. Я, — указал я ножом на собственную грудь, — спрашиваю. Вы, — направил я острие ножа на него, — отвечаете. Начинайте отвечать сейчас же.
— Я…
— Да. Вы. Хорошее начало. Вы и Хевлика. Как вы связаны?
— Я… я позову на помощь.
— Не думаю, Лашин, что я в это поверю. Не думаю, что вы способны сейчас издать звук более громкий, нежели всхлип. Но если хотите — вперед. Не знаю, однако, от кого вам сейчас ожидать помощи. Чудовище, что когда-то было сыном Атранта, валяется сейчас на балконе над бальной залой, остывает и радостно готовится к трупному окоченению. Что до Армарка, думаю, я сумел отправить его обратно в то странное и невозможное место, откуда он вылез, хотя могу и ошибаться. Однако если хотите позвать на помощь — пожалуйста. За каждый вопль я порежу вас всего дважды, и всего один такой порез будет на вашей симпатичной физиономии.
Он взглянул на меня.
Я похлопал ножом по ладони и дал ему еще несколько секунд прикинуть варианты событий. Когда Лашин взглянул на дверь, я фыркнул:
— Нет, это был бы неудачный выбор.
Он снова взглянул на нож.
— Мы были…
— Да. Вы были?
— Я ее люблю.
— Да? И как со взаимностью?
— Она меня ненавидит.
— Где вы встретились?
— Я однажды сопровождал господина на выступление и увидел ее.
— Так-так. На сцене?
Он кивнул.
— И что потом? Вы решили, что она обречена стать вашей истинной любовью?
— Я… в вашем исполнении это звучит жалко.
— Нет, жалко — это то, как вы устроили, что Гормена изгнали из Дома, просто чтобы убрать его с вашего пути.
— Убрать его? Да я понятия не имел, что между ними что-то есть!
Лашин, произнося это, смотрел он не на нож, а на меня. И я поверил.
— То есть это просто чтобы получить его место? Вы выдумали, что они состоят в отношениях, причем понятия не имели, что это правда, и благодаря этому сумели получить место, чтобы быть поближе к ней? В самом деле?
Он снова опустил взгляд и смотрел теперь на пол, а не на нож. Я понял это как "да".
— И давно вы знаете, что вы полный болван?
— Лет двести.
— Чего я никак не пойму — ну, это примерно одна из тысячи непонятных мне вещей… Как получилось так, что тогда, когда вы сумели заполучить должность
