Генерал и я рассматриваем друг друга некоторое время. Я замечаю, что напряжение последних месяцев сказалось на нем — это видно по его уставшим векам и впалым щекам. После Алехандро и Гектора он единственный участник Совета, с которым я встретилась с момента своего возвращения. Князь Эдуардо уехал несколько месяцев назад, чтобы защищать свои владения от южных армий Инвьернов, а Аринья оставалась в своих покоях.
— Я рад, что вы здесь, ваше величество, — говорит он, слегка нахмурив брови.
От удивления мои глаза раскрываются шире. Луз-Мануэль никогда не выказывал мне ни малейшего расположения.
— Мне понадобится ваша помощь, — объясняет он. — Его Величество… скажем так, он не из тех, кто быстро принимает решения. Прекрасная черта, если речь идет о делах государственных. Но во время битвы…
«Все потому, что король напуган», — я киваю.
— Я помогу вам всем, чем смогу.
— Спасибо, — отвечает он, поскребя в лысом затылке. — Может, еще один голос одобрения — это все, что ему нужно.
— Вам следует знать, генерал, что Инвьерны имеют виды на камень, который я ношу. Возможно, настанет время, когда мне будет лучше испариться.
— Да, Гектор говорил мне об их веровании в то, что они могут обуздать его силу.
Я ничего не отвечаю.
— Мы защитим вас всеми доступными способами. Но если они возьмут Бризадульче, они выиграют всю войну — с вашим камнем или без него.
— Они собираются прожечь в воротах проход внутрь.
Его лицо становится серьезнее.
— Беженцы говорят о странном огне. У некоторых даже есть шрамы. На стенах есть запас воды на этот случай. Но наши ворота крепкие. Толстые.
— Генерал, я видела, какое опустошение оставляет этот огонь. Я уверяю вас, анимагам вполне по силам сжечь эти ворота дотла.
— Тогда останется опускающаяся решетка, — убеждает он меня.
— Если загорятся ворота, что еще может воспламениться? Осадные башни, совершенно точно. — Мы построили несколько по периметру через равные промежутки. Большинство из них предназначено для того, чтобы оружие было в свободном доступе. — И, конечно, деревянные конструкции есть в самих стенах? А что насчет прилегающих строений?
— Как близко они должны подойти, чтобы воспользоваться этим… огнем?
— Не знаю. Мне жаль, но я не знаю. Может, кто-то из беженцев…
— Я опрошу их. И мы выставим лучших лучников ближе к воротам. И будем надеяться на лучшее.
— Да, и скажите лучникам, чтобы стреляли только из укрытия. Чтобы не смели высовываться над стеной.
— Почему?
— Анимаги могут парализовать человека одним лишь взглядом.
Когда я вхожу в покои, Мара почти бросается ко мне.
— Я спросила сегодня всех, кого встретила, но никто ничего не знает. То есть все понимают, о каких именно плитках я говорю, но никто ничего не знает о них. — От возбуждения она как будто приплясывает.
Розарио свернулся калачиком на моей постели, обхватив ладонями пальцы на ногах. Он с опасливым любопытством наблюдает за словоизвержением моей горничной.
— Судя по всему, тебе удалось что-то обнаружить? — спрашиваю его я.
— Розарио знает о них, — отвечает она, ухмыляясь.
— Да? — Я поворачиваюсь к маленькому принцу.
— Отец Никандро сказал мне. — Он морщит нос от отвращения. — На уроке истории.
У меня перехватывает дыхание в груди. Это должно быть что-то очень важное. Гудение в моем Божественном камне подтверждает мои догадки.
— Что же отец Никандро сказал тебе?
— Он сказал, что очень важный человек сделал плитки. Об этом человеке сейчас никто не думает, но отец Никандро уверен, что о нем скоро вспомнят.
Мне это ни о чем не говорит.
— И все? Это все, что он сказал?
Розарио погружается в себя, становясь похожим на тугой клубок нитей.
— Я не помню, — тихо говорит он.
Я его напугала. Придав голосу больше мягкости и спокойствия, я говорю ему:
— Розарио, мне это очень помогло! Спасибо тебе.
Он улыбается во весь рот.
Я не спрашиваю его, искал ли он Божественные камни. Быстрый взгляд на черные полумесяцы под каждым его ногтем дает мне ответ. Я прошу меня извинить и отправляюсь в монастырь.
Отец Никандро невероятно рад меня видеть. Когда он заключает меня в объятия, я подавляю усмешку, потому что он едва достает мне до подбородка, да к тому же он худ, как мальчик. При свете подсвечника он провожает меня в небольшое полукруглое помещение, где мы устраиваемся на стульях.
— Ваше величество, я так рад, что вы пришли. Мы с вами толком не разговаривали с момента вашего возвращения. Скажите же мне… — Он наклоняется вперед, подергивая носом. — Правда ли то, что вы были у вражеских врат?
— Я не знаю, святой отец. — Я пожимаю плечами. — Некоторое время я была пленницей во вражеском лагере, но не в самой земле Инвьернов.
— Весьма интересно. А правда ли, что…
— Отец, прошу простить меня за спешку, но мне нужно спросить вас о плитках в моей ванной комнате.
— Каких плитках?
— Принц Розарио сказал, что вы о них знаете. Маленькие желтые цветы с голубыми точками. Вообще, они довольно несимпатичные.
— Ах, да! Мне следовало догадаться о том, что ты захочешь узнать про них.
— Что вы имеете в виду?
— Практически все эти плитки были расписаны собственноручно мастерицей Джакомой. Ее отец владел фабрикой по производству плиток. С тех пор, как она сделала первый шаг, ее главным развлечением стало рисование на плитках, которые делал отец. — Заметив, что я в замешательстве, он добавляет: — Она была носителем Божественного камня, ваше величество.
С моих губ срывается вздох удивления. Я знала это. Каким-то образом знала.
— Она умерла, когда была примерно в вашем возрасте. Ей было почти семнадцать. Письменные источники указывают, что она не завершила своего Служения. Но она успела разрисовать больше двух тысяч плиток этими несносными желтыми цветами. Художники поколениями копировали орнамент. Вы можете встретить его во всех замках и монастырях в Джойе Д‘Арена. К сожалению, единственные, кто помнит о ней, это несколько священников и художников, которых можно пересчитать по пальцам.
— Мастерица Джакома, — повторяю я задумчиво. — Носитель.
Священник наклоняется ко мне поближе и смотрит на меня круглыми черными глазами.
— Вы помните, как я показывал вам этот пассаж в «Откровении»?
— Я помню.
— У меня есть теория. Вы замечали, как сначала текст говорит о каком-то конкретном носителе, а потом как будто меняет тон? И эти слова начинают относиться ко всем Носителям вообще?
