что огромная работа по созданию полностью подконтрольного ландшафта, которую вела большая группа политических менеджеров в разных фрагментах этой «карты местности», дала окончательный результат, только когда правящая группировка перешла от «идеологической борьбы» к ломке Конституции и законодательным запретам. Между разгромом НТВ в 2001 году и коллективным уходом отдела политики газеты «Коммерсантъ» в 2019-м прошло почти два десятилетия. Самый крупный экономический форум институционалистов (Гайдаровский форум) закрылся только в 2023 году. Война окончательно сломала ситуацию. Есть нечто маркированное как совершенно «белогвардейское» («либеральное»), и оно уже невозможно в этом ландшафте (как, например, Сахаровский центр или некоторые издания, такие, как антивоенный литературный альманах Линор Горалик), но при этом еще не произошел окончательный распад связей с зарубежьем и окончательный распад ландшафта на «наземный» и «подпольный». Точнее сказать, этот распад стремительно происходит с февраля 2022 года, но «агенсы», вынесенные мощной волной наружу, продолжают по понятной инерции действовать как если бы ландшафт сохранялся: Шульман или героическая редакция телеканала «Дождь» считают, что обращаются к «той же» аудитории, ФБК призывает к участию в выборах. Другая часть «агенсов» уже находится в федеральном розыске, как Виталий Манский или Марат Гельман, или институционально объявлены «террористическими организациями».",Ландшафт сейчас и после войны | Colta.ru,https://www.colta.ru/articles/specials/29726-aleksandr-morozov-uehavshie-ostavshiesya-perspektivy?fbclid=IwAR2hinV701XvAvu9DCY9V7AZKE134TxgF203BPfdNjTb6QUrOKdIaFMSQ8U,2023-09-14 03:56:04 -0400
Ландшафт сейчас и после войны | Colta.ru,"разношерстная среда, вынесенная после 2020 года и особенно в 2022 году за пределы страны, быстро разворачивает те же элементы ландшафта, но вне страны: культурные пространства «Рефорум» и «Аудитория», книжные магазины и издательские программы — «Бабель» и «Пятая волна», образовательные центры — вслед за Свободным университетом уже и «Адриатик Колледж», и «Ковчег без границ», «Мемориал» переучредился в Швейцарии и т.д. Уехавшие режиссеры уже поставили спектакли, а кураторы выставок уже организовали выставки. Но самым масштабным является стремительное разрастание ризомы независимых медиа. Список медиаплощадок, ушедших из России или созданных заново, занял бы несколько страниц. 2 Иначе говоря, сейчас еще та ситуация, при которой связи стремительно разрываются, тропинки и треки то здесь, то там исчезают, но «железный занавес» еще не опустился, и российский ландшафт стал трансграничным. Локация пока еще имеет меньшее значение, чем два других фактора. Первый — весь ландшафт переживает «вымывание почвы из-под ног». Неважно, где «агенс», а важно всеобщее переживание, что произошло нечто ужасное, какой-то обрыв, крах многолетних усилий и попытка сохранить какие-то позитивные аргументации для продолжения этих усилий. При этом все чувствуют, что инерционно нельзя продолжать. Но и не остается ничего другого. В личном, бытовом плане важно, что кто-то уехал, а кто-то остался. Но с точки зрения «миссии» — и те, кто остался преподавать в РАНХиГС, и те, кто уехал и создает где-то в Европе факультет Liberal Arts, двигаются в пространстве одного и того же ландшафта. Те, кто остался, аргументируют свои усилия, так же как и уехавшие — «сохранением тепла» старой печки. Плюс к этому есть большие группы уехавших, которые продолжают работать на московские офисы. Ситуация для них стремительно ухудшается, они готовы к тому, что эти офисы будут принуждены властями уволить всех удалёнщиков, это заставляет уехавших держаться тихо, ни в чем не участвовать, чтобы не повредить своему московскому начальству. В таком же положении и оставшиеся. И в результате получается, что и уехавшие, и оставшиеся находятся в одном поле «добровольной самоцензуры». Второй — война. Война превосходит возможности разума. Она сама является «агенсом», гигантским агрегатом, который непрерывно вырабатывает события, образы и видения, которые порождают всполохи острых эмоций. Повлиять на ход событий невозможно. И в конечном счете остается возможность только одной артикулированной и обоснованной позиции — быть свидетелем. Сергей Зенкин обосновал это в своем эссе в сборнике «Перед лицом катастрофы», он там пишет о «заложнике-свидетеле». Эта позиция может быть реализована в разных жанрах — как личный тайный дневник на манер Лидии Гинзбург или поэтически, и, возможно, сейчас самые сильные свидетельства — это поэтические циклы Сергея Лейбграда, Константина Рубахина, Дарьи Серенко и др., но и лучшая журналистика, и документальное кино делаются из позиции свидетельствования, максимального приближения к конкретной истории «на земле».",Ландшафт сейчас и после войны | Colta.ru,https://www.colta.ru/articles/specials/29726-aleksandr-morozov-uehavshie-ostavshiesya-perspektivy?fbclid=IwAR2hinV701XvAvu9DCY9V7AZKE134TxgF203BPfdNjTb6QUrOKdIaFMSQ8U,2023-09-14 03:56:57 -0400
"Ilya Zhegulev - Удивительно, как легко разгоняют фейки сами... | Facebook","Удивительно, как легко разгоняют фейки сами журналисты, которые с ними борятся. По всему фб бродит фотография Ким Чен Ына с Путиным, где Путин подобострастно сидит а корейский лидер как бы смотрит на него свысока. Все хорошо, но фотка-то 2019 года, а люди показывают это в качестве свидетельства, как изменилось положение России в связи с войной и как Путину теперь приходится заискивать даже с Ким Чен Ыном. Да изменилось, да, возможно и приходится, но фото посвежее можно было найти?","Ilya Zhegulev - Удивительно, как легко разгоняют фейки сами... | Facebook",https://www.facebook.com/zhegulev/posts/pfbid02uEpJgU5gaTGijmnKX5DDq9iddn7FpeXtMbB3xixG8FWZs9xzHmfw7rpYt7r7zaqfl,2023-09-14 03:59:41 -0400
Алена Солнцева - 19 февраля 1939 г. Дневник Любови Шапориной:... | Facebook,"19 февраля 1939 г. Дневник Любови Шапориной: ""Кругом умирают, бесконечно болеют, у меня впечатление, что вся страна устала до изнеможения, до смерти и не может бороться с болезнями"". Из статьи Николая Осипова ""Внутренняя эмиграциия в СССР"": ""Внутренняя эмиграция – это самое решительное неприятие советской власти, самое решительное отрицание ее теоретических основ, обычно ничем не обнаруживаемое. Это понятно: малейшее проявление протеста повело бы к немедленной ликвидации протестанта; внутренняя эмиграция существует постольку, поскольку она себя не обнаруживает. Обычно внутренний эмигрант считает всякую борьбу с советской властью безнадежной и бесполезной. Первая задача внутреннего эмигранта это охранение своего внутреннего мира от искажающего воздействия большевистской стихии. Задача эта решается по-разному. Одни отгораживаются от этой стихии начисто. Нигде не служат, перебиваются кустарничеством <…> Не берут в руки газет. Не ходят в театры, чтобы не соприкасаться с советской драматургией; разве на Чехова раз в год. Стараются не встречаться с людьми. Живут робинзонами в огромном городе. Другие вынуждены служить. Они стараются выбрать службу, как можно более далекую от «актуальных задач» советской власти: пристраиваются куда-нибудь в музей или архив. <…> Или берут такую работу, которая не требует никакого энтузиазма, а только выполнения принятых на себя обязательств. Например, в 20-х годах существовала такая должность вычитчика; на эту работу устремились многие внутренние эмигранты. <...> Когда в университетах понадобилась латынь, пошли в преподаватели латинского языка. Но, разумеется, только меньшинство внутренней эмиграции находило себе относительно аполитичную работу. ... Большинству приходилось брать обычную советскую работу. ... Для большинства внутренней эмиграции основным
